— Называется погуляла по Москве, — горько пошутила она, а затем обратилась к Бозину: — Где ваша следователь? Когда она наконец появится?
— Сейчас будет, — уверенно кивнул Арсений Николаевич.
— Кажется, мы теперь не скоро попадем в свои отели, — предположила Элга, взглянув на свои часики. — Этдик, — она произносила его имя именно так, выговаривая «т» перед «д», — твоя жена, наверное, очень волнуется?
— Нет, — ответил Эдуард Леонидович, — я решил, что нужно избавить ее от этих эксцессов. Сегодня утром они с дочерью улетели в Лондон. И я остался один. Можно сказать холостой, — пошутил Халупович.
— Я думаю, ты найдешь, чем заняться сегодня ночью, — язвительно усмехнулась Океана Григорьевна.
Она не успела закончить фразу, как дверь открылась и появилась Нина.
— К вам следователь, — сказала она, обращаясь к Халуповичу. — Из прокуратуры. Валентина Олеговна Линовицкая.
— Пусть войдет, — поднялся наконец с дивана вялый Халупович. — Мы ее ждем.
Нина вышла, а в кабинет вошла молодая женщина. На вид ей было не больше тридцати. Открытое приятное лицо, внимательный взгляд, светло-каштановые волосы со смешной челкой, полноватые губы. Дронго подумал, что симпатичные женщины обычно не задерживаются на небольших должностях в административных органах. Их либо выдвигают на руководящие должности, либо создают такие условия, что они сами уходят. На Линовицкой был темно-синий прокурорский костюм с юбкой чуть выше колен. Стройные, красивые, но чуть полноватые ноги. Очевидно, она вообще имела склонность к полноте, хотя и сохраняла стройную фигуру. Дронго посмотрел на ее обувь. Пожалуй, размер был несколько великоват, если учесть ее рост. «Не меньше сорокового размера», — подумал он. Интересно, что женщины обычно комплексуют по этому поводу. И любая из них яростно утверждает, что носит только тридцать девятый размер, соглашаясь даже на тридцать девять с половиной, но ни в коем случае не переходя на сакральное число «сорок». Хотя, наверное, глупо комплексовать по поводу своих ног. Если даже они некрасивые. Быть недовольной своими ногами — значит быть недовольной своей судьбой. А это так же глупо, как сетовать на солнечный свет.
У Дронго был сорок шестой размер ноги, и он никогда не комплексовал по этому поводу Наоборот, он всегда покупал обувь на полразмера больше, чтобы чувствовать себя более комфортно. Вошедшая ему сразу понравилась. Он угадал в ней тот внутренний стержень, который ему всегда нравился в людях. У нее были умные внимательные глаза. Взглянув на Халуповича, она кивнула ему в знак приветствия и прошла к столу.
— Здравствуйте, — поднялся навстречу ей Бозин, — это я вам звонил. Я — Бозин Арсений Николаевич. Спасибо, что приехали.
— Добрый вечер, — она села напротив женщин рядом с Бозиным и внимательно всех оглядела. Потом обернулась к стоявшему у двери Халуповичу:
— Мне сказали, что вы хотели бы изменить свои показания? — спросила она. — Я не думаю, что это самая удачная ваша шутка, Эдуард Леонидович.
«Похоже, он перестарался», — понял Дронго. Увидев перед собой молодую симпатичную женщину, он начал шутить, заигрывать, в общем, вел себя как обычно, забыв о ситуации, в которой оказался. И, конечно, сорвался, не выдержав до конца своей роли. И она поставила его на место. Судя по всему, ока еще не нашла себе «покровителя» в органах прокуратуры. Возможно, и не искала. И, конечно, ее раздражали в Халуповиче и его вызывающе нарядные галстуки, и дорогие костюмы, и запах парфюма. И его богатство. Как объяснить этой женщине, что он не жулик, а обычный коммерсант? Как внушить ей, что не все богатые — мерзавцы и воры? «Похоже, подобный стереотип еще долго будет довлеть над общественным сознанием в этой стране», — подумал Дронго.
— Это не шутка, — выдохнул Халупович, — я сегодня хотел вам рассказать, но не решился. И теперь после случившегося я хочу сделать чистосердечное признание.
— Вы отравили вашу домработницу? — спросила следователь, доставая диктофон.
— Нет, что вы! — испугался Халупович. — Нет, конечно. Я никого не убивал. Но хочу сделать другое заявление. Рассказать все, что случилось в эти дни. Кто именно был у меня в квартире. И какая трагедия произошла.
— Подождите. Может быть, вы сначала закончите ваше совещание? — показала она на сидящих женщин.
— Они имеют прямое отношение к моей истории, — возразил Халупович. — Сейчас я вам все расскажу.
— Одну минуту, — прервала его следователь. И, обращаясь к Бозину, уточнила: — Убийство произошло в этом здании?
— Да, — ответил Арсений Николаевич, — поэтому мы вас и пригласили.
— И все присутствующие имеют к этому отношение? — спросила она, не скрывая удивления.
— Не все, — вставил Дронго, подходя к столу. — Если разрешите, я подожду в приемной. А заодно побеседую с вашими сотрудниками, Эдуард Леонидович.
— Вы кто такой? — обернулась к нему Линовицкая. — Заместитель Халуповича? Или его компаньон?
Очевидно, ее сбил с толку и дорогой костюм Дронго, и аромат «Фаренгейта», который не смог забить даже сигарный дым Халуповича, и его уверенный, респектабельный вид. И даже его лысоватая голова, так похожая на голову Халуповича.
— Нет, — улыбнулся Дронго, — я не компаньон. Я, скорее, его душеприказчик.
— Это Дронго, — представил его Бозин, — тот самый знаменитый Дронго. Может быть, вы о нем слышали?
В ее глазах что-то мелькнуло. Или ему показалось? Но выражение лица сразу изменилось. Уже не было прежнего презрения. Было любопытство. И уважение. Да, он точно уловил. Любопытство и уважение.
— Извините, — пробормотала она, — вы тот самый эксперт Дронго, который раньше работал в ООН?
— Да, — кивнул он. — Неужели вы обо мне слышали?
— Кое-что, — она отвернулась, потом снова с любопытством взглянула на него.
Он не ошибся. Интерес к нему у Линовицкой был. Возможно, она действительно слышала о нем.
— Вы работаете экспертом в компании Халуповича? — спросила она.
— К счастью, до этого еще не дошло. Я всего лишь эксперт по расследованию той загадочной истории, которая с ним произошла. Эдуард Леонидович попросил меня ему помочь.
— И вы ему помогли? — спросила она.
— Пока нет, — честно признался Дронго, — но еще нет шести часов вечера, а я надеюсь, что до полуночи смогу решить хотя бы некоторые из его проблем. Извините, но вам лучше говорить с самим Эдуардом Леонидовичем. Уверяю вас, что вы узнаете много нового и неожиданного.
Он вышел из кабинета, чувствуя на себе ее взгляд. «Как все глупо устроено, — думал Дронго, вспоминая Джил. — Когда тебе двадцать лет и ты сходишь с ума из — за женщин, встречающихся на твоем пути, тебя никто не знает, тобой никто не интересуется. У тебя нет ничего — ни денег, ни имени, ни состояния, ни связи, ни славы. А когда к сорока годам ты начинаешь обрастать всем этим, в душе начинает затухать тот самый огонь, который сводил тебя с ума в двадцать лет. Если бы эта симпатичная молодая женщина двадцать лет назад посмотрела на него так, как смотрит сейчас, он бы сошел с ума от восторга. А сегодня он лишь констатировал ее интерес к нему. И не более того».