– Выходи!
Охранник, рассмотрев своего оппонента поближе, особой охоты выполнять эту команду не продемонстрировал.
– Не заводись, – равнодушно посоветовал Скопцову Максим, ковыряясь в бумажнике. Требования охранника он счел вполне разумными и вступать с ним в конфликт не собирался. Тем более из-за такой мизерной суммы – это Оболенский вообще считал ниже своего достоинства.
Однако совет оперативника чуть запоздал – Скопцова уже несло, и успокаиваться он не собирался.
– Выходи по-хорошему! – Он еще раз пнул будку, на этот раз значительно сильнее, так, что она покачнулась. – А то я тебя, морда, через это окошко вытащу! – И попытался действительно просунуть внутрь руку. Однако не потерявший бдительности охранник быстро захлопнул форточку. – И что мне теперь с ним делать? – Скопцов развернулся к Максиму, который оставался за рулем. – Стекла бить, что ли?
Кто знает, как бы закончилась эта сцена, если бы вдруг откуда-то сбоку не прозвучал молодой, но требовательный голос:
– Что здесь происходит?
К месту происшествия приблизился наряд патрульно-постовой службы местного отделения полиции. Видимо, несмотря на внешнюю хлипкость, будка была оборудована какими-то средствами связи с линейным отделением аэропорта.
– Выходить не хочет! – пожаловался Василий, указывая на несколько оживившегося охранника, и добавил: – Такая вот скотина…
– Ага! – Старший наряда с ходу оценил обстановку и определил нарушителя спокойствия. – Пройдемте с нами, молодой человек.
И сказано это было тоном снисходительным, даже в большей степени пренебрежительным. И обращался сержант к Скопцову, который был как минимум лет на десять его старше… Максим понял – если он сейчас не вмешается, быть беде.
– Майор Оболенский. – Выскочив из салона автомобиля, он вклинился между уже не на шутку расходившимся Скопцовым и полицейскими, одновременно показывая открытое удостоверение. – Областной уголовный розыск.
– Ага! – Заглянув под красную «корочку», сержант удовлетворенно кивнул. – А этот, стало быть, с вами? – Последнее высказывание относилось к Василию.
– Слышь, сержант, я тебе не «этот»! – Скорее всего, Скопцов прекрасно понимал, что он в данной ситуации глубоко не прав, однако остановиться уже не мог. – Ты за речью-то следи!
Тут еще и охранник подлил, что называется, масла в огонь. Уверенный в том, что после появления рядом с его обителью наряда полиции ему ничего больше не грозит, он открыл форточку и поспешил наябедничать старшему:
– Платить отказываются! Хулиганят! Угрожали! Оф!..
Бедолага ничего не успел сообразить, как Скопцов, стремительно развернувшись, ловко поддел его пальцами под ноздри и потянул на себя.
– Оп-па! Есть сазанчик!
«Сазанчик», не в силах произнести ни слова, только тянулся всем своим немалым телом за пальцами-«удочкой». Правда, ширина окошка не позволяла «рыбаку» вытащить «улов», который елозил круглой физиономией по стеклу.
Старший полицейского наряда сурово сдвинул брови, рука легла на рукоять резиновой дубинки…
«Сейчас прольется чья-то кровь…» – подумал Максим.
– Брек! – Короткое и резкое, как выстрел, слово заставило всех участников действа замереть на месте. – Отпусти его, Васька! – повернулся Оболенский к Скопцову. И было что-то такое в голосе опера, что заставило Василия безоговорочно выполнить этот, по сути, приказ.
– Живи, баклан! – Отпустив жертву, он еще успел и обтереть свои «рабочие» пальцы о ворот форменной рубашки охранника.
Максим в это время извлек из кармана заранее заготовленную купюру и выложил ее к окошку со словами:
– Держи, болезный. Сдачи не надо. – И обратился к старшему наряда: – Я думаю, инцидент исчерпан?
Сержант помялся немного, покосился в сторону напарника и наконец согласился:
– Да, господин майор.
– В машину! – Оболенский кивнул Скопцову на стоящий «Рейндж Ровер», и Василий послушно начал обходить автомобиль.
В это время самого Оболенского кто-то сзади тронул за рукав. Развернувшись, оперативник увидел перед собой человека. Пол, возраст и телосложение определить было невозможно – человек этот был облачен в старомодный просторный брезентовый дождевик, капюшон которого закрывал голову и отбрасывал тень на большую часть лица.
Самое же интересное было то, что Максим даже не заметил, когда и как этот человек сумел приблизиться. «Старею… – подумал он. – Теряю форму…»
– Извините… – начал незнакомец. Теперь, когда он заговорил, можно было понять, что это мужчина, и явно немолодой. – Вы ведь в город…
Вроде бы и вопрос… Но в то же время вопросительных ноток в голосе не слышно.
– Да, в город, – кивнул Максим.
– Не могли бы вы меня подвезти? – Незнакомец плавно повел рукой вокруг. – А то, знаете ли, погода разыгралась…
Он и изъяснялся как-то старомодно. Человек далеких времен, ровесник своего дождевика – в старых кинофильмах такими плащами пользовались ночные сторожа, а сейчас такой – вещь редкая, антикварная…
«А почему нет?» – подумал Максим, глядя на незнакомца. Явно не молод, ростом невелик, никакой опасности собой не представляет. Больше того, и не может представлять.
– Я заплачу! – по-своему истолковал возникшую заминку незнакомец.
Эта фраза решила все.
– Не надо, – отмахнулся Оболенский и, указав на заднюю дверь джипа, добавил: – Устраивайтесь…
Почти до самого города ехали молча. Пассажир, обосновавшись на заднем сиденье, не только не отбросил неуместный в комфортабельном салоне иномарки капюшон, а, наоборот, надвинул его еще ниже. Василий старательно избегал встречаться глазами с Оболенским, с повышенным интересом высматривая что-то в темноте по правому борту автомобиля. Максим тихо злился – день оказался на редкость неудачным. И в деловом плане – опасный преступник, который, считай, был уже у них в руках, ускользнул, причем туда, откуда вытащить его будет стоить немалых трудов и усилий – и еще не факт, что все эти труды и усилия будут не напрасной тратой времени и сил. А тут еще и погода… Отнюдь не радует солнцем и теплом. Лето, называется…
Уже на окраине Оболенский дал выход переполнявшему его раздражению.
– Вася, блин! – не поворачивая головы, обратился он к Скопцову. – Я не могу понять – для чего ты устроил этот цирк в аэропорту?
– А что такого? – ненатурально удивился Василий, шкодливо пряча глаза. – По-моему, все нормально…
– Это по-твоему. – Оболенский говорил спокойным, размеренным тоном, не позволяя эмоциям возобладать над разумом. И только тот, кто хорошо знал обычно немногословного оперативника, мог в полной мере оценить степень раздражения, которое он сейчас испытывал. – А если по-моему… Какого черта ты прицепился к этому куску сала!