– А вы что, тоже в милиции работаете? – Глаза Клавдии Петровны расширились от удивления при виде формы.
– Да, но меня присылают сюда из Москвы для инспекции ваших правоохранительных органов, – соврал Степан. – Вот сейчас прислали, потому что поступила информация о фактах коррупции в самых верхах УВД области. Эту информацию вы, естественно, должны держать в секрете. Местная милиция не должна знать, что я приехал.
– Само собой, – закивала старуха, потрясенная до глубины души таким доверием. – Только подумать! Да я и знала, что все они там взяточники. Вот мне соседка рассказывала, что у нее знакомая рядом с первым отделением живет. Там по ночам людей так пытают, что от криков спать невозможно. Некоторые люди, которых пытали, выпрыгивали из окон, так они там на окнах решетки поставили. Вы вот с этим тоже разберитесь.
– Обязательно. – Степан достал из кармана пачку денег и отсчитал старухе сумму, в четыре раза превышающую обычную плату за квартиру за три месяца.
– Вот это для начала за квартал, – пояснил он. – Квартиру я буду снимать по московским ценам. Напишите расписку, так как мне надо будет потом отчитываться за командировочные.
– Сейчас ручку и очки найду. – Клавдия Петровна ушла в комнату и вернулась с распиской. – Вот посмотрите, тут все правильно написано?
Степан пробежал глазами бумажку и кивнул:
– Нормально. Только помните о неразглашении. Иначе мне придется съехать в другое место и забрать деньги.
– Нет, я никому не скажу, – пообещала она и даже перекрестилась. – Но вы уж, если местные на меня станут ругаться, заступитесь, скажите, что вы из милиции.
– Вам ничего не будет. Я гарантирую, – пообещал Степан и протянул ей форму. – Маленькая просьба: вы не могли бы погладить?
– Конечно, конечно. – Клавдия Петровна выхватила из его рук вещи. – Вы не стесняйтесь и обращайтесь, если что надо будет погладить или постирать. Я все сделаю. И обедать вы можете у меня.
– Но деньги на продукты я буду сам давать, отдельно от квартплаты, – предупредил Степан, надевая домашние тапочки, которые перед ним любезно поставила хозяйка. Проникнуть в соседнюю квартиру было делом техники. Уйти Степан тоже рассчитывал без особых проблем.
– Только вот телевизор не показывает совсем, – пожаловалась Клавдия Петровна. – Мы мастера вызвали еще с утра, но никто так и не пришел. Это, наверное, из кабельного телевидения нам испортили общую антенну специально, чтобы мы к ним подключились за шестьсот рублей. Я вот на них жаловаться пойду в администрацию. У нас ни у кого в доме нет таких денег, чтобы каждый месяц платить. Приходится новости слушать. Звук-то есть.
– Я постараюсь этот вопрос тоже как-нибудь решить, – пообещал Степан. – Если они и правда химичат, пойдут под суд за мошенничество.
– Ой, спасибо вам за все, – всплеснула руками Клавдия Петровна. – Для нас, пенсионеров, телевизор – это как воздух. Как еще узнавать, что в мире происходит? Я слышала, у нас в городе какой-то маньяк орудует, пешеходов давит и прямо на площади перед зданием правительства области какого-то молодого парня утопил в собственном автомобиле. Еще банк пытался ограбить. Наверное, зверюга какой-то. Жаль, телевизор не показывает… Мне даже его страшно представить. Лежу ночью – и жуть берет, что он может вот так в квартиру пролезть и что хочешь сделать. Раз по десять ночью встаю, дверь проверяю.
В сознании Клавдии Петровны он выглядел заросшим волосами обезьяноподобным монстром, способным разорвать человека пополам. Что ж, отлично. Значит, Асколова она заподозрит в последнюю очередь.
– Ну, пока я здесь, можете никаких маньяков не бояться, – невесело усмехнулся Степан, подумав про себя, что на его счет теперь повесят новый труп.
– И то верно, у вас и оружие есть, вы его сразу прижмете, – согласилась старуха.
* * *
Он закрыл дверь лоджии на шпингалет, достал из сумки кусок проволоки, который нашел на чердаке ДК, соорудил из него антенну, подключил к телевизору и тихо включил новости. По экрану бежала мелкая рябь, но изображение было сносным. Как раз показывали репортаж про его похождения. Диктор называл его маньяком-ассенизатором. Дело представляли так, будто Степан спятил на своей инкассаторской работе, попытался завладеть деньгами, подавил пешеходов, напал на милицию; его чудом скрутили, но он с боем вырвался из УВД, разгибая голыми руками стальные решетки, потом перед Домом правительства утопил ни в чем не повинного бизнесмена в дерьме и опять же с боем прорывался через полгорода, сея хаос и разрушения. Опять на весь экран минут десять демонстрировали его фотографию. Степан в очередной раз поблагодарил бога, что в органах не было более удачного снимка. Он никогда не любил фотографироваться и не участвовал в диких гульбищах, что организовывали в УВД по случаю праздников. Поэтому его не было и на общих фотографиях. На Доску почета его тоже не вешали. Дома имелись только детские да школьные снимки.
В этот момент на экране пошли кадры с места событий, покореженный внедорожник, толпа народа вокруг. Затем крупным планом возник старший оперуполномоченный Гудков.
– Нами предпринимаются все необходимые меры по задержанию преступника, – монотонно бубнил он в камеру с кислой миной. – Дело осложняется тем, что Асколов – бывший работник милиции. Но ему все равно не уйти. На его поиски мы бросили все силы. Это дело чести.
– Да что ты, м…к, знаешь о чести, – процедил Степан, плюхнувшись на диван. – Молчал бы уж.
– Скажите, а почему Асколов уволился из органов милиции? – поинтересовалась ведущая.
– Он подозревался в коррупции, торговле оружием и наркотиками, – нагло врал майор и с вызовом смотрел в камеру. – Тогда мы доказать ничего не смогли, но вот теперь он не отвертится.
– Ну и сука, – стиснул зубы Степан.
Возможно, он единственный в УВД не брал взяток, а его теперь в этом обвиняют, и кто – главный взяточник и наркоторговец! С отчаянием и обидой Степан понял, что его, скорее всего, убьют и повесят на него всех собак, все висяки. Очень может быть, что стараниями Гудкова он станет самым кровавым маньяком в истории человечества.
Между тем на экране, оттолкнув майора, к камере протиснулся сам губернатор. Он вперился почерневшим лицом в камеру и, излучая волны ненависти, процедил:
– Теперь я скажу! Слышишь, ты, тебе никуда от меня не спрятаться! Тебя найдут, и ты сгниешь в тюрьме. Лучше молись, чтобы тебя где-нибудь застрелили при задержании. Слышишь меня, урод? Я объявляю за любую информацию о твоем местонахождении вознаграждение в размере ста тысяч рублей. Если информация приведет к поимке преступника – плачу миллион.
От услышанного Степану стало не по себе. От слов губернатора веяло смертью. По коже побежали мурашки. Нужно было действовать как можно быстрее, пока по всему городу не расклеили его фотографии. Да, он не похож на себя прежнего на фотографии, но сходство тем не менее было. При желании опознать можно. А при таком вознаграждении у многих появится желание, даже у его хозяйки.