– Не стрелять! – принял решение Абдул Карим.
– Саиб! – К командиру подбежал связист. – Американцы вышли на нашей волне! Хотят говорить с вами!
– Хорошо, – важно кивнул полевой командир. – Я буду с ними разговаривать.
С командиром группы рейнджеров связался Уолт:
– Организуйте доставку раненых в район эвакуации – вертолеты сейчас подойдут. С остальными людьми займите оборону – еще ничего не закончилось…
– Что решили? – спросил старший рейнджер.
– Они готовы отдать нам нашего человека, – ответил Уолт. – Но только через три часа, не раньше.
– Зачем им столько времени? – удивился командир группы.
– Этого они не говорят. – Даже в телефоне радиостанции был слышен тяжелый вздох капитана. – Дикая страна и дикие люди…
Да уж… Ссылка на дикарей оправдывает все.
Командир рейнджеров дал своим людям соответствующие указания. Легкораненые потащили в район эвакуации тяжелых. С командиром осталось примерно две трети от того состава, с которым он вступил в бой.
Расставляя людей по позициям, старший рейнджер заметил, что в горы направилась группа моджахедов, человек двадцать – двадцать пять. Он немедленно доложил об этом Уолту.
– Они заходят вам в тыл? – озадачился капитан.
– Нет, – признал рейнджер. – Уходят в горы, в сторону от нас.
– Пусть уходят, – устало уронил Уолт. – Все равно мы не можем им помешать…
Максим шагнул за поворот тропы и увидел – прямо перед собой, метрах в десяти, не больше – двоих афганцев. Один – пожилой, гладко выбритое лицо, одет в гражданский темный костюм не самого плохого качества. Второй – молодой, плохо бритый, в черном комплекте обмундирования, с автоматом в руках, сидел на камне. Дульный срез автомата смотрел прямо в живот Оболенскому, а палец бойца лежал на спусковом крючке.
«Спешка… – обреченно подумал Максим. – Никогда не доводит до добра…»
Складывалось такое впечатление, что эти двое только что вышли из боя – грязные, запыленные. У молодого, прямо поверх одежды, окровавленные повязки на руке и на ноге. Лицо бледное, измученное. Однако в глазах Оболенский не увидел страха или боли – только усталость…
– Здравствуйте, уважаемые! – доброжелательно улыбаясь, произнес Оболенский на дари. – Как ваши дела?
Вопрос, надо сказать, дурацкий. Тем более в подобной обстановке. Видимо, те, к кому Максим обращался, думали точно так же, потому что переглянулись.
– Что этот «дух» лопочет? – спросил молодой у старшего.
– Я не понимаю их языка, – пожал плечами пожилой.
И только через пару секунд Максим сообразил: а ведь эта парочка говорит пусть и не на совсем чистом, но все же русском языке!
– Мужики, – осторожно обратился он к ним, тоже по-русски, – вы тут какими судьбами?..
Погоню Абдул Карим возглавил сам. Лично. Хотел напоследок заглянуть в глаза этому псу Тошали и его американскому другу. Пусть бестолковые американцы ждут его возвращения. Он не вернется. Бобошеров будет «выпотрошен» там же, в горах. А его американский друг будет иметь много времени, чтобы пожалеть о том, что имел когда-то неосторожность родиться на свет.
А потом, под покровом ночной темноты, он горами уйдет в Пакистан. Судьба оставшихся в кишлаке бойцов полевого командира заботила мало.
Он был уверен в успехе погони. Почему?.. Да хотя бы потому, что он был уроженцем этих мест, знал каждый камень, каждую скалу. А вот те, кто бежал, не знали. Они были здесь чужими. И, уходя по тропе, втягивались в узкую и вытянутую горную долину, из которой был только один выход – в обратном направлении…
– Американец предлагает сдаться. – Артем и Максим сели немного в стороне от остальной компании, рядом с лежащим Багровым. – Им. Обещает горячий чай, хорошее обращение и отдельные камеры в тюрьме Гуантанамо. Если, конечно, мы его тоже выведем.
– Это невозможно, – спокойно ответил Оболенский. – По крайней мере, для меня – неприемлемо.
– Понимаю… – Рождественский коротко кивнул.
В отличие от остальных членов команды, он прекрасно знал, кто такой Оболенский-старший, какое положение он занимает в Генеральном штабе. Несомненно, в случае пленения личность Максима американцы установят быстро. И попытаются использовать пленника для оказания давления на его отца. Максим никогда бы на такое не пошел.
– Монах! – крикнул ведущий наблюдение за тылом Скопцов. – За нами погоня! Человек тридцать моджахедов!
– Вопрос, как ты понимаешь, снимается сам собой. – Губы Максима растянулись в какой-то странной полуулыбке. – Против этой толпы «духов» нам не выстоять. К американцам нам теперь просто не пробиться. Ислам же говорил: мы в тупике.
Вообще, встреча с земляками получилась довольно драматичной. Пока Максим знакомился и общался с чеченцами, подтянулись остальные. Сначала в узкий каньон втащили раненого Багрова. Пленники устали и взмокли, но, повинуясь знаку Оболенского, уложили Большого на камни предельно осторожно. После чего упали рядом, тяжело дыша и отирая пот.
Дед, поигрывая автоматом, поинтересовался настороженно:
– А это еще кто? – И кивнул в сторону чеченцев.
– Заложники обстоятельств, – усмехнулся Максим. И тут же спросил: – Куда ты завел нас, проклятый старик?..
– Ты о чем? – не понял Дед.
– Там, – Максим ткнул рукой в ту сторону, куда убегала тропа, – тупик. Ислам… – он кивнул на молодого чеченца, как бы представляя его, – …там уже был. Мы, дорогой мой, в жопе.
– Ну-у… – Бывший пограничник смутился. – С этой стороны я ни разу не выходил…
– Понятно, – кивнул Оболенский. – Вот и получается, что мы приплыли.
Пока шел этот разговор, пожилой чеченец встал с камня, на котором сидел, подошел поближе к Багрову, заглянул в лицо. Отступил на пару шагов, нахмурился, задумался о чем-то. И в этот момент к компании присоединились Скопа и Монах…
Увидев «кровника», старик изменился в лице, задергался, как будто в припадке. Вытянув длинный палец в сторону Рождественского, закричал страшным голосом:
– Ислам! Убей этого человека!
Молодой чеченец, не поднимаясь с камня, вскинул свой автомат. И сразу же оказался под прицелом четырех стволов. Несколько секунд продолжалось это противостояние. Глаза в глаза, ствол в ствол.
– Убей! – продолжал блажить старик. – Убей его!
Ислам горько усмехнулся, опустил автомат и небрежно отбросил свое оружие в сторону.
– Патронов нет… – как будто извиняясь, произнес он.