– Алло, я слушаю, – произнесла женщина в микрофон, уже чувствуя, как покалывает, сжимается от тревоги сердце.
– Ты же хочешь знать правду? – зашелестел в трубке бесцветный голос, – какой бы она ни была.
– Что с моей дочерью?
– В пакете лежит книжка. Возьми ее.
Женщина выпустила из руки мобильник и, уже не обращая внимания на тянувшиеся к кардиостимулятору провода, на прозрачную трубку катетера капельницы, рванула пакет к себе, выхватила из него книжку, обернутую в газету, и замерла, боясь раскрыть. Из-под обложки на простыни выскользнули несколько фотографий: очень ярких, цветных, четких, сделанных при хорошем освещении. Это были фото, отпечатанные судмедэкспертом в морге – бездушно-откровенные, предназначенные лишь для специалистов-патологоанатомов и следователя. Книга выпала из рук женщины, дыхание перехватило. Она не хотела верить. Но фотографии не оставляли никакой надежды. Женщина узнала свою дочь – и мгновенно все недомолвки, иносказания, услышанные с того момента, как она пришла в себя в палате реанимации, приобрели свой зловещий и законченный смысл.
– Ты поняла, что она мертва? – донеслись тихие, но внятные слова из лежащей на кровати телефонной трубки.
Звонивший не стал ждать ответа. Все и так стало понятно по вырвавшемуся из груди несчастной крику. Экранчик мигнул, вспыхнул, показывая, что соединение прервано. Забыв о боли, об увечьях, женщина поднялась с кровати. Качнулся и с грохотом упал на пол штатив капельницы. Сорвались с клемм провода кардиостимулятора. Бегущая ломаная линия на осциллографе выровнялась, аппарат издал тревожный писк…
Медсестра, заслышав грохот, бросилась по коридору, толкнула дверь палаты, влетела в нее – и замерла. Короткие занавески вытянуло сквозняком в распахнутое окно. На кровати и на полу лежали рассыпанные фотографии. Медсестра несколько раз прерывисто вздохнула и медленно-медленно двинулась к окну. Переступив через опрокинутый штатив, она ухватилась двумя руками за подоконник и выглянула наружу. Далеко внизу на больничной дорожке лежало неподвижное тело.
Вчерашний вечер Алекс Матюков вспоминал с содроганием… Нет, его не тревожили воспоминания о жизни, отнятой им на безлюдном шоссе у незнакомого человека. Ведь голосовавший мужчина, на его взгляд, не имел права на существование, как и миллионы других неудачников. Матюкову-младшему в наркотическом угаре просто захотелось раскатать его по асфальту, вот он и удовлетворил свою прихоть. Не стой на дороге! Кто не спрятался, я не виноват! Молодой наркоман просто немного развлекся, пощекотал себе нервы. А потом собирался вернуться домой, чтобы мамашка зря не волновалась. Но появление сначала таинственного мотоциклиста, а потом и микроавтобуса круто изменило его планы. Когда Алекса заволокли в темный салон и бросили лицом на сиденье, все произошло так быстро и неожиданно, что ему даже показалось – это сделали не люди, а какие-то призраки из преисподней, явившиеся из ниоткуда по его душу. От испуга он даже не пытался качать права, а лишь прислушивался, стараясь из разговоров понять, что происходит. Но вокруг него молчали. Только гудел мотор и шуршала под колесами дорога. И лишь когда микроавтобус остановился, когда дрожащего Алекса вытолкали на улицу, он вздохнул с облегчением. Его привезли во двор загородного дома, выстроенного Валерией Никодимовной в надежде на то, что сын когда-нибудь женится и подарит им с мужем внука. А поскольку сыночек не спешил с этим, дом большей частью пустовал. Лишь иногда родители «ссылали» Алекса сюда в надежде отучить от наркотиков, или же тут жила, поругавшись с мужем, сама Валерия Никодимовна со своим верным попугаем по имени Ара.
– Козлы! – крикнул Алекс охранникам, приволокшим его в эту семейную тюрьму.
Те спорить не рискнули – понимали, что родители с сыном рано или поздно помирятся, и если сейчас завестись с Алексом, то он обязательно найдет способ отомстить.
Микроавтобус мигнул стоп-сигналами и выехал за ворота.
Алекс тряхнул головой и поднялся на крыльцо. В просторной, на два этажа гостиной ярко горел свет. Матюков-старший в костюме, туфлях и плаще сидел на белоснежном кожаном диване мрачнее тучи. Перед ним на журнальном столике стояла открытая бутылка виски. Генерал редко появлялся в этом доме, предпочитая московскую квартиру. И если уж что-то заставило его изменить своим привычкам, то это «что-то» было не рядовым событием. Алекс попытался изобразить благодушие.
– Здорово, папик, – беззаботно произнес он так, словно ничего и не произошло, после чего плюхнулся в кресло и потянулся к бутылке.
Виктор Андреевич недобро прищурился, выхватил бутылку из руки сына и плеснул виски ему в лицо.
– Сколько раз я тебе говорил не называть меня папиком, – глухо произнес он и затем рявкнул: – А ну, встать!
Алекс, хотя ни дня не служил в армии, прежде чем успел сообразить, что к чему, уже стоял перед отцом навытяжку. Командный тон подействовал.
– Тебе что было сказано?
– Не подходить к машине.
– А ты что сделал?
– Ну, не ходить же мне пешком и не на метро, как лоху, ездить…
Генерал отвесил Алексу оплеуху.
– Это я тебя учил родителям врать?
Молодой человек, почувствовав, что первую злость отец уже сорвал и выпустил пар, немного осмелел.
– Ну, да, я соврал матери, что у подружки заночевал. Так это ж я, чтоб она не волновалась.
– Молчать!
Генерал не удержался, схватил сына за грудки и силой усадил на диван. После чего пару раз встряхнул.
– Мозги на место встали? Или ты полный идиот? Ты даже забыл, что на твою тачку маячок установлен, по которому я тебя отследить могу на «три-пятнадцать»! Я должен людей от дела отрывать, чтобы они тебя сопровождали? Сколько бабок и сил нам с матерью пришлось вбухать, чтобы тебя от тюрьмы отмазать, наркоман несчастный?!
– Пап, ты же знаешь, я уже давно завязал…
– Завязал? – взревел Виктор Андреевич. – Да у тебя в машине порошок повсюду валяется! А ну, выворачивай карманы.
– Ну, да, было один раз. Прости, – неохотно признался Алекс, вытаскивая из кармана пакетик с белым порошком и пластиковую трубочку.
– Лучше бы твоя мать аборт сделала… Ты какого черта пешеходов давишь?
– Па, мы с тобой про это уже говорили. Зачем возвращаться? Тогда так получилось, самому даже неприятно. Думаешь, мне легко об этом вспоминать? Все-таки девочка маленькая была.
– Я тебе сейчас про мужика, которого ты сегодня насмерть сбил, говорю.
– А, этот… Ну, да. Случилось сегодня такое. Он, кретин, сам под колеса мне бросился. Голосовал, видите ли, спешил. Я и затормозить не успел. Остановился, вижу – готов лошара. Вечно эти пьяные на дорогу лезут. Вот я и подумал, зачем тебя лишний раз напрягать, да и мама волноваться будет. Все равно никто не видел. Я и уехал. А ты, оказывается, за мной слежку устроил, будто не доверяешь… Знаешь что, лучше ты мне мигалку организуй. Тебе же это несложно, так всем спокойней станет.