Пока его явно не воспринимали как чужого. Андрей резко вошел и тут же нацелил пистолет на Рамзана.
– Не вздумай шевелиться, – произнес он.
Молодой человек с недоумением смотрел на непонятно почему здесь появившегося чужака, выпустив из рук рубашку; та упала в ведро, расплескав мыльную воду.
– А теперь просто отодвинься в угол, – приказал Ларин.
Старик приподнялся на локте.
– Вы кто? – спросил он.
– Долго объяснять. Но вам лучше пойти со мной...
Договорить Андрей не успел. За его спиной послышалось с явным кавказским акцентом:
– Отдай оружие, – и тут же ствол автомата ткнулся ему в спину.
Андрей пока не оборачивался.
– Хорошо, – произнес он. – Спорить в моем положении глупо.
Он взял свой пистолет за ствол, разжал пальцы на ручке и стал медленно поворачиваться, якобы намереваясь передать оружие тому, кто стоял у него за спиной. Рассмотреть он успел лишь небритую щеку. Противник был выше его на полголовы. Ствол автомата уже не так уверенно упирался в спину, и Ларин сделал то, что задумал. Он прижался к откосу дверного проема и, одновременно схватив ствол автомата, рванул его. Здоровяк не устоял на ногах. Увлекаемый ремнем, наброшенным на плечо, он влетел в подвал. Андрей выставил ногу и для надежности ударил кулаком по заросшей кучерявыми волосами шее. Что-то хрустнуло. Здоровяк дернулся на полу, пытаясь подняться, но удар ноги Ларина заставил его успокоиться. Рамзан потянулся к автомату, стоявшему у стены. Андрей проследил взглядом его движение. Молодой человек отдернул руку.
– Так будет лучше. Для тебя и для всех нас, – произнес Андрей. – Надо спешить, Ахмед Ходжа, – перевел он взгляд на старика.
Тот приподнял голову и указал взглядом на что-то или кого-то позади Ларина. В дверном проеме ярко вспыхнул ослепительно белый фонарь.
– Тебе некуда спешить, – послышалось с улицы насмешливое.
Андрей выстрелил, не раздумывая, машинально, прямо в сияющий фонарь. Звякнуло, свет погас. Было слышно, как фонарь покатился по ступенькам. Ларин бросился вперед, но не успел. В подвал вкатилась дымящая едким газом шашка. Дверь мгновенно закрылась, лязгнул засов, а с той стороны прозвучал все тот же насмешливый голос:
– Тоже мне, крутой! Никогда не стреляй на свет. Я не дурак, чтобы держать фонарь прямо перед собой.
Едкий дым проникал в нос, рот. Ларин видел, как потянулся за автоматом Рамзан, а потом, зажав рот руками, скрутился на полу калачиком; как Масудов, схватившись за грудь, выгнулся и закрыл глаза. Сколько Андрей ни задерживал дыхание, все же воздух с хрипом ворвался в легкие. Закружилась голова; казалось, что грудь разрывается от того, что в нее под давлением вдувают и вдувают дым. Ларин выронил пистолет и успел подумать совсем не к месту: «Хреново. Это то же самое, как если бы дирижер во время концерта уронил палочку…»
Колени сами собой подогнулись. Бывший опер даже не почувствовал, как ударился головой о выложенный кирпичом пол.
Сбитая из брусьев дверь осторожно отворилась. В подвал заглянул Руслан Тангаев.
– Готовы, – подытожил он. – Я же говорил, что придет.
Кавказец со шрамом через всю щеку прищурился:
– Может, мальчишку вытащить?
– Хочешь надышаться – лезь. Сам очухается. Там горелка работает, тяга хорошая. Минут через пять все и выветрится. Я тут и сам со своими людьми управлюсь. А ты, Расул, лучше окрестности проверь. У меня такое чувство, что он не один был.
– А если его Глотов сюда подослал? – засомневался обладатель шрама.
– Разберемся.
Верзила в кожаной куртке неохотно подался в темноту.
…Ларин открыл глаза. Сил пошевелить головой не было. Он просто смотрел на стоваттную лампочку, горевшую под сводчатым потолком. Память отшибло напрочь. Он бы даже не смог сразу ответить, как его зовут, кто он такой и как здесь оказался. Но пока никто и не спрашивал. Рядом слышались тревожные голоса, суетились люди.
– Смотри мне, чтобы старик коньки не откинул. Додумался гранату бросить, – говорил кто-то очень раздраженно.
– Зато надежно, – спокойно прозвучало в ответ. – Мигом вырубились.
Кое-что стало восстанавливаться. Отрывочные воспоминания сложились в четкую картину произошедшего.
«Жив пока, и это хорошо. Есть перспектива», – нашел хоть что-то утешительное в своей ситуации Ларин, но тут же ощутил, что руки у него связаны за спиной. Кто-то догадался связать ему по всей длине и ноги. Не было и гарнитуры на ухе. То ли сорвалась, когда падал, то ли ее уже догадались снять. Так что из всех доступных человеческому телу движений оставалось выгнуться или перекатиться. Андрей лишь скосил глаза, смотря сквозь полуприкрытые веки. Не стоило сразу показывать, что он пришел в себя, следовало осмотреться.
Над лежавшим на тюфяке Масудовым склонился какой-то кавказец, как понял Андрей – медик. Тот выпрямился и бросил на пол пустой шприц:
– Сердце я ему поддержал. А там видно будет.
Рядом стоял, прислонившись к стене, Рамзан, держа автомат за ствол. Было видно, что парню плохо. В поле зрения Ларина появился Хусейнов. На этот раз серый костюм и галстук с рубашкой исчезли – на порученце были стильные черные брюки и черный свитер с высоким горлом. Правда, часы по-прежнему сияли золотом.
– Забыл, что не в горах партизанишь? – Хусейнов зло смотрел на Тангаева. – Может, ты еще здесь растяжки ставить начнешь? Мы в гостях, а не дома.
– Я бы мог и на топчане дремать, – резонно ответил полевой командир. – Твои люди его не заметили, а я почуял.
– Ты почуял… А это что? – Хусейнов указал на лежащего на полу своего охранника.
– Я первым соваться не люблю. Сказал ему, он и пошел вперед задницу рвать. Вот вам и результат, – ухмыльнулся Тангаев, подмигнул Рамзану. – А ты, племяшка, молодец. Догадался через мокрую рубашку дышать, вот газ тебя почти и не взял. Не зря я тебя учил.
Парень лишь кивнул, его явно мутило.
– Ты его знаешь? Кто такой? Он за тобой приходил? – Хусейнов склонился над Ахмедом Ходжой и, не глядя, указал на Ларина.
Масудов лишь тихо застонал.
Ларин пошевелился. Теперь он уже понимал, что здесь происходит. Стоило воспользоваться разногласиями между всеми противниками.
– Эй! Мне надо с тобой переговорить один на один, – обратился он к Хусейнову. – И ты прекрасно знаешь, кто я такой.
Порученец тут же выпрямился, с ненавистью глядя на Андрея.
– Я не стенке, а тебе говорю, – рассеял последние сомнения Ларин. – И развязать меня не помешает.
Хусейнов колебался, затем глянул на Тангаева.
– Развяжи ему ноги. И пошли на двор. Только ствол с него не спускай.
Тангаев неохотно повиновался. Острый нож вспорол веревку на ногах.