Чувствовалось, что Рубинов готов с немца пылинки сдувать. Даже поинтересовался, что у Ларина с рукой, и посочувствовал – мол, и у него два года тому назад был перелом, тоже в гипсе ходил. Поселили Андрея в гостевом домике, возведенном на краю полигона. Домик этот напоминал сельскую усадьбу для экотуристов. Короче, этакая просторная изба со всеми удобствами цивилизации: спутниковая тарелка, горячая вода, санузел, в спальне огромная двуспальная кровать – сексодром. Во дворе, как водится, банька с выходом к озеру, навес и обложенное камнями кострище. Для поездок имелся японский квадроцикл. А в сарае для зимнего времени была припасена парочка японских же снегоходов. Все, что требовалось для хорошей рыбалки и охоты, тоже можно было отыскать в доме.
Прислуга состояла из четырех человек. Двое солдат-срочников, в чью обязанность входило подметать двор, разжигать костры с мангалами, топить камин. Повар-кавказец, опять-таки из срочников. И горничная – развратного вида девица – идеал красоты в представлении недалекого военного: широкие мясистые бедра, сиськи, выпирающие из тесной блузки, пухлые чувственные губы, румяные щеки и соломенного цвета коса, доходящая до середины спины. Было понятно, что если ее расплести, то волосы достанут и до ягодиц.
На «отдых» Андрей отвел себе три часа; после обеда к нему должны были приехать Рубинов с Васьковым. Ларин не стал ничем нагружать прислугу, закрылся в доме и все это время посвятил изучению документов. Теперь он уже неплохо ориентировался относительно «своего» положения в фирме «Дас Хаус» и полномочий, которыми обладает.
…Вот уже почти целый час Ларин и генералы Рубинов с Васьковым сидели под камышовым навесом во дворе гостевого дома. На столе, застланном белоснежной скатертью, стояли выпивка и закуска. Дымил мангал. Угощения были подобраны в сельском духе: соленые и маринованные грибочки, уха, огурчики, свежая зелень, дичь.
– …Ну, как же, Курт Карлович, так не пойдет, обижаете, – продолжал настаивать на том, чтобы «немец» все же выпил водки, генерал-лейтенант Рубинов. – Ушицу без водки кушать нельзя. Не по-русски это.
– Извините, конечно, Анатолий Никодимович, – отвечал Андрей. – Я, как всякий нормальный мужик, не против спиртного. Но у меня железный принцип – пить только вечером.
Ларин держал загипсованную руку на столе так, чтобы миниатюрный панорамный объектив, встроенный в гипс видеокамеры, мог запечатлеть двух подвыпивших генералов, а микрофон – записать их высказывания. Правда, пока ничего особо компрометирующего не произошло и не прозвучало.
– А я беспринципный, – хохотнул генерал Васьков, наливая себе в стакан водку из запотевшей бутылки. – Потому как что русскому здорово, то немцу смерть.
– Постеснялся бы, Владимир Павлович, говорить такие глупости при гостях… Ну, какой же он немец, если и матом загнуть умеет? Наш, русский он, раз в Казахстане родился. А немец только по паспорту. Вот тебе дай немецкий паспорт, и ты немцем станешь.
– Я немцем никогда не стану, потому как могу литр водяры или вискаря оприходовать. А по мне этого не скажешь. Ну, только морда покраснеет немного. У нас ведь как в армии заведено – офицер должен уметь пить. Ведь у пьяного вся душа наизнанку, все намерения напоказ. Если пьяный офицер начнет на своего командира с кулаками бросаться, значит, гнать его надо из армии. А если он и пьяный об уставе и субординации не забывает, значит, на него и на трезвого положиться можно. Вот этого у вас в вермахте и не понимают.
– Не в вермахте, а в бундесвере, – поправил Ларин. – Вермахт, он во времена Второй мировой назывался.
– Какая, на хрен, разница? Я ж это так, разговор поддержать, гостя развлечь… А ты, Курт Карлович, на меня не обижайся, я человек прямой. И скажу тебе, что ты мировой мужик. Вот вечером, согласно твоим принципам, и вмажем, как полагается. Ведь нам вместе еще работать и работать.
Рубинов брезгливо морщился. Бесцеремонность Васькова его раздражала. Оставленный без присмотра мангал внезапно вспыхнул. Васьков выругался.
– Бойцы хреновы недосмотрели.
Двое срочников уже бежали к полыхающему мангалу. Но Васьков почему-то решил сам проявить инициативу – плеснул на шашлыки из своего недопитого стакана. Естественно, вспыхнуло еще сильнее.
– Мудаки, службы не знают. Вот верну их обратно в часть… – Васьков не договорил.
Что-то дзинькнуло в кустах за частоколом, отделяющим гостевой домик от леса. Нечто длинное, белое и узкое, похожее на стрелу, запущенную из лука, взмыло в небо, описало дугу и, упав на камышовую крышу навеса, скатилось прямо на лавку.
Генералы, побледнев, тупо уставились на стрелу, плотно обмотанную бумажной лентой. На ленту вдоль стрелы были наклеены заглавные буквы, вырезанные из газеты, складывающиеся в надпись: «ПЕРЕДАЙ НЕМЦУ».
– Вот и второе письмо получили от террориста, – пересохшими губами вымолвил генерал-майор Васьков.
Рубинов зло посмотрел на него – мол, прикуси язык, не одни мы тут с тобой, думай, что говоришь.
– Не подозревал, что в ваших лесах водится Робин Гуд, – Ларин смотрел то на Васькова, то на Рубинова.
– Да это так, ерунда какая-то. Детишки офицерские балуются, в индейцев играют, – бестолково принялся врать Рубинов и постарался накрыть стрелу-послание камуфляжной курткой.
А вот Васьков оживился, крикнул «шашлычникам-мангальщикам»:
– Бойцы, вам задание. Найти, поймать и доставить того, кто эту гадость пустил.
Разжиревшие на придворной службе рядовые, вооружившись топором и шампурами, побежали к воротам.
– Да куда им… – выдохнул Рубинов.
– А письмо-то мне прислали, – произнес заинтригованный Андрей.
– С чего вы взяли, Курт Карлович? Я же говорю – дети балуются.
– Там же написано – передай немцу. А я немец и есть, самый настоящий, и единственный среди присутствующих. Могу даже паспорт показать. – Ларин требовательно протянул загипсованную руку.
Сработал рефлекс – в первую очередь воспользоваться правой. Спохватившись, Ларин поморщился, изображая легкую боль, и протянул левую руку.
Рубинов неохотно поднял камуфляжную куртку и передал бумажную стрелу Андрею. Ларин развернул длинную бумажную полоску. Было что-то древнее и сумасшедшее во всем этом – письмо послано из леса при помощи стрелы, как во времена Робин Гуда. Само послание напоминало собой телеграфную ленту времен революции. А шифровался лесной разбойник методом полувековой давности. Вдоль ленты не слишком-то ровно были приклеены вырезанные из газетных заголовков разнокалиберные буквы, складывающиеся в следующую надпись, и эту надпись Ларин прочитал вслух: «ФРИЦ ВАЛИ НАХ ХАУС ИНАЧЕ ПИПЕЦ ТЕБЕ ГЕНЕРАЛЫ ВОРЫ».
– Мы же говорили – это не вам. Вас Куртом зовут, а тут Фриц какой-то, – выдавил из себя генерал Васьков.
Рубинов посмотрел на него как на полного идиота. От ворот возвращались шашлычник с мангальщиком.
– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить…