На детской площадке высились качели и турникеты, явно самодельные, изготовленные умельцами в местных мастерских из всякого подручного материала. Из покрышек от БМП даже умудрились собрать лабиринт-тоннель.
Во дворе молодая женщина в махровом халате и косынке развешивала на длиннющих веревках постиранное белье. В общем, все было именно так, как того ожидала Маша. Типичное по своей скромности жилье для офицеров гарнизона. Вот только стоянка для машин выбивалась из общего ряда. С десяток старых автомобилей – ветеранов российского автопрома, подлатанные и досмотренные. Но рядом с ними, поближе к дому, высилась громада старого танка: то ли «Т-62», то ли «Т-72» – в этих вещах Маша не разбиралась.
Сперва напарнице Ларина пришло в голову, что это тоже какой-то мемориальный знак, типа памятника неизвестному саперу с тремя коленными суставами или вроде того, как в городских парках раньше ставили гражданские самолеты. Почему бы и военным не поставить себе возле дома танк-памятник? Но памятник предполагает консервацию и бездействие техники. А тут происходило нечто обратное и странное.
Мужчина в замасленном черном танкистском комбинезоне копался в двигателе машины. От танка к жилому дому тянулся толстый прорезиненный кабель. Женщина, развешивающая белье, как-то недобро покосилась на дорогую и абсолютно новую машину журналистки. Во взгляде чувствовалась явная зависть – как и к самому гламурному «Фольксвагену», так и к его беззаботной с виду владелице.
Маша мягко хлопнула дверцей и прямо с ходу сделала несколько фотографий: общий вид дома, офицерскую жену, развешивающую белье во дворе, и грозный танк, стоящий возле старых легковушек. После чего «журналистка», цокая высокими каблучками по асфальту, направилась к военному, одетому в танкистский комбинезон. Но так и не успела ничего спросить – щелкнуло реле, затарахтело, а затем глухо и мощно загудел танковый дизель. Из труб повалил черный солярный дым.
Мужчина с перепачканным мазутом лицом довольно улыбнулся, покосился на черный дым, посерьезнел и нырнул в моторный отсек – только ноги торчать остались, обутые в стоптанные сапоги. Что-то подрегулировал. Дым, вырывавшийся из труб, поредел, стал белым.
– Эй, уважаемый моторист! – крикнула изо всех сил Маша. – Можно вас на минутку? – и она постучала ладошкой по голенищу сапога.
Мужчина даже не посчитал нужным выбраться из моторного отсека – просто высунул руку и махнул: мол, не надо мешать. Маша еще раз постучала ладошкой. Мужчина в комбинезоне и грязном шлеме сварщика вынырнул и с удивлением уставился на гостью, прибывшую словно из другого мира.
– Я хочу у вас спросить…
Мужчина показал жестами, что ничего не слышит, а затем догадался заглушить двигатель. Маше показалось, что наступила вообще полная тишина.
– Здравствуйте, меня зовут Мария Шарапова. Я из женского журнала, – Маша постучала крашеным ногтем по пластиковому бейджу, прикрепленному к белоснежному воротничку ее блузки. – Пишу про быт российских военнослужащих. Можно задать вам несколько вопросов?
Военный напрягся.
– О нашем быте пишете? Знаете, я человек подневольный, погоны ношу. Ничего плохого без приказа вышестоящих сказать не могу.
– Почему же сразу плохого? – рассмеялась Маша. – Можно и хорошее сказать. Ведь есть же в вашей жизни хорошее?
На этот раз улыбнулся и военный.
– Разумеется.
– Начнем с того, как вас зовут, звание, должность…
– Прапорщик Кондратов. А остальное только по согласованию с командованием.
– Не было б согласования – меня б в часть не пропустили, – Маша улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок. – Вот расскажите, например, почему танк рядом с домом стоит. Это традиция у вас такая или вы на нем на службу ездите, пока ваша машина в ремонте?
Маша старалась говорить беззаботно. Всем своим видом она располагала к доверию. Но прапорщик держался настороже, душу изливать не спешил.
– Я уже сказал вам, товарищ корреспондент женского журнала, что ношу погоны… – он нервно повел плечом, и тут Маша заметила спешившую к ним женщину в махровом халате – ту самую, которая до этого развешивала белье.
– Вы ищете кого, или как? – очень уж настороженно оглядывая Машу с ног до головы, поинтересовалась местная жительница – вполне эффектная, но несколько вульгарная женщина лет тридцати.
Маше сразу же стала понятно причина ее беспокойства. Скорее всего, прапорщик ее муж, и жене не хотелось бы, чтобы тот любезничал с какой-то заезжей фифой.
– Это корреспондент из журнала, – пояснил прапорщик таким тоном, словно после этого Машу и нельзя было воспринимать как интересную женщину. – А это моя супружница – Эльвира. Лучше ей вопросы и задавайте. Над ней начальства нет.
– А вы ей не указ? – улыбнулась Маша.
– Она сама себе начальство, – несколько раздраженно отозвался прапорщик и вновь нырнул в моторный отсек, демонстрируя, что беседовать больше не намерен.
«Ну, что ж, от офицерских жен тоже можно узнать много интересного о том, что творится в гарнизоне», – решила Маша.
Но, к своему удивлению, напарница Ларина вскоре поняла, что ошиблась. Стоило ей заговорить о перспективах со строительством нового жилья, как Эльвира тут же превратилась из вполне вменяемой молодой особы в подобие армейского замполита, рассказывающего на политинформации о съезде провластной партии. С ее слов выходило, что перспективы у этой государственной программы блестящие, и это просто великолепно, что старт ей дан в здешнем гарнизоне. Эльвира не сомневалась, что не пройдет и года, как они с мужем будут жить в новой просторной квартире и целиком избавятся от нынешних мелких бытовых хлопот.
Маша прекрасно понимала – нормальному человеку свойственно сомневаться в любом начинании отечественных властей. А вот если он начинает загодя безудержно нахваливать их, то в этом кроется какой-то подвох. А потому напарница Ларина решила сменить тему.
– Ваш муж работу домой берет? – показала она рукой на танк, в недрах которого уже заканчивал возиться прапорщик Кондратов.
Эльвиру вопрос застал врасплох. Она пробормотала что-то невнятное.
– А кабель к танку подведен, чтобы аккумуляторы через розетку зарядить? – изображала из себя полную дурочку в техническом отношении Маша, дожимая Эльвиру.
– Извините, времени у меня нет. Да и в технике я не разбираюсь. Раз стоит, значит, так надо. Белье спешу развесить, чтобы к вечеру высохло, – нашлась Эльвира.
– А я вам помогу, – тут же без тени смущения предложила «журналистка». – Вот и поговорим за делом о нашем, о женском. Что нам техника? Давайте лучше проблемы секса обсудим. Он какой-то особенный у военных?
– Нет-нет, не надо помогать! – Чувствовалось, что Эльвира уже не рада, что связалась с настойчивой журналисткой. – Это неудобно. – Молодая женщина, оглядываясь, подалась к веревкам, на которых колыхалось белье.