Мужчина в клетчатой рубашке возник за спиной внезапно, обхватил его сзади, зажал голову локтем и принялся душить – при этом наносил резкие удары в ладони, обездвиживая руки Ларина. И вот тут-то Андрей прочувствовал, что не может вырваться. Может лишь оттягивать развязку, дергаясь, выкручиваясь… Он уже начинал задыхаться, терять силы.
Ларин даже сперва не понял – правда это или галлюцинация. По ушам его ударил пронзительный женский визг. Что-то просвистело в воздухе, а затем его противник вздрогнул, ослабил хватку, и локоть, вдавливавший кадык Андрея, куда-то исчез.
Ларин сидел, не понимая, что произошло – ощупывал шею. Затем поднял глаза. С верхней площадки скалы на него смотрела абсолютно безумным взглядом Сагнер. Смотрела ему за спину. Он обернулся.
Мужчина в клетчатой рубашке лежал ничком, уткнувшись лицом в каменистую землю. Из его спины, прямо из позвоночника, торчал его собственный – Ларина – альпеншток.
Сагнер тихо заскулила и отползла от края скалы. Вскоре послышались ее рыдания.
– Эй, подруга, – позвал уже немного пришедший в себя Андрей. – Ты чего? Радоваться надо, что так легко отделались.
Рыдания притихли. Франтишка вновь выглянула вниз.
– Я же только ударить его хотела…
– А он тебя собирался задушить, – мстительно напомнил Ларин. – Все правильно сделала.
– Кто он?
– Хрен его знает. – Андрей наклонился, поднял за лямку нетбук.
Компьютер оказался безнадежно разбитым о камни. Из кожаного футляра посыпались пластмассовые обломки, микросхемы.
– Сбрасывай наши вещи и спускайся сама.
– Зачем? – боязливо поинтересовалась Франтишка.
– Ты там поселиться навсегда решила?
– Не бросай меня. Я боюсь. Дай в себя прийти. – Но тем не менее женщина незамедлительно сбросила Ларину сперва рюкзак, а потом спустила автомат. Андрей ловко поймал его в полете за цевье, а затем помог спуститься и Сагнер.
– «И все снились мне венгерки с бородами и ружьем», – произнес он.
– Ты чего?
По взгляду Франтишки было понятно, что она всерьез считает, будто Андрей спятил.
– А ничего. Песня такая есть. Владимир Высоцкий написал. Слышала о таком?
– О нем слышала. У родителей пластинка, кажется, была. А такой песни – нет, не слышала.
Ларин старался говорить довольно бодро, чтобы вернуть женщину к реальности, хотя понимал, что Сагнер, скорее всего, впервые приходится видеть «свежий» труп, а не покойника, торжественно «запакованного» в гроб.
– Это ж с какой силой надо было бросить, – прищурился Андрей на ледоруб.
– Не знаю, что на меня нашло…
Ларин протянул руку. Франтишка отпрянула.
– Не дергайся. Я с тебя удавку снять хочу. – Андрей стянул узкую шелковую тесьму, обвивавшую шею Сагнер. – Держи на память. Тебя первый раз в жизни душили?
Франтишка тут же выбросила траурно-черную ленту в кусты.
– Ну и шутки у тебя! Конечно, первый и, надеюсь, последний.
– Никогда не зарекайся. – Ларин присел возле мертвого тела, перевернул его.
Альпеншток ручкой глухо ударил в камни. Он так крепко вошел между позвонками, что стал с ними единым целым.
– Зачем ты его трогаешь?
– Не только затем, чтобы обобрать мертвеца, – спокойно ответил Андрей, деловито обыскивая карманы. – Надо же узнать, кто он такой.
Ларин даже присвистнул, когда обнаружил в кармане клетчатой рубашки удостоверение краевого управления ФСБ.
– Однако хорошее у тебя начало, Франтишка. Ты офицера ФСБ ледорубом завалила, как в свое время ликвидировали товарища Троцкого. Звание его – старший лейтенант, а звали его Прохоров Павел Васильевич, командир взвода спецподразделения.
– А что такое ФСБ? – Сагнер округлила глаза.
– Ну, это бывший КГБ у нас так называют. Спецслужба, госбезопасность. Понятно выражаюсь?
– Так это офицер спецслужб! И я его…
– Кстати, почему он тебя душить бросился? Не просто же так.
– Он за рацией пришел. Забрал ее у меня, ничего не сказал и… – Сагнер боязливо тронула рукой шею.
– Какую рацию? – прищурился Ларин. – У тебя была рация? – Он уже вытащил из кармана убитого небольшую, размером с пачку сигарет, рацию. – Эта?
Франтишка кивнула.
– Теперь ясно, почему он с нетбуком ходил и нас нашел. Рация-то включена была. Вот он ее и запеленговал. – Андрей вдавил кнопочку на корпусе, выключая рацию. – Ты почему мне об этом вчера не сказала?
– Я хотела, но… – Сагнер осеклась, вспомнив, как глупо вчера себя повела.
Ларин вертел рацию в руках.
– Хорошая игрушка и надежная. Такие только недавно в спецслужбы поступили. В милиции их еще нет. Ударопрочная и водонепроницаемая – вот и уцелела после «купания» в озере, в отличие от мобилы и автонавигатора. Ты где ее взяла?
– Я ее в доме у террористов украла. Ее, по-моему, их главарь там забыл.
– Так, подруга, срочно уходим отсюда! Эту точку они засекли. А Прохоров на их вызовы уже не ответит. Вот и жди новых гостей. – Ларин забросил рюкзак за спину, повесил на шею автомат. – Иди вперед, а я догоню.
Сагнер поколебалась, но все же пошла по тропинке. Андрей нагнулся, взял ледоруб за ручку и с усилием вытащил его; скривился, заслышав хруст позвонков.
Франтишка ойкнула, увидев, как деловито приторачивает к рюкзаку ледоруб нагнавший ее Ларин.
– Думаешь, мне приятно? Но в ближайшее время магазинов со спортинвентарем у нас на дороге не попадется. А теперь забираем выше. Идем по склону, прячемся под деревьями.
Пробираться не по тропинке, а через лес по осыпающемуся склону было трудно. Ведь человек приспособлен ходить по горизонтальной поверхности. Но встречаться сегодня с кем-нибудь еще Андрею не хотелось, тем более что с ним была чешка и следовало вывести ее к какому-нибудь жилью.
Местность Ларин себе более-менее представлял. Карта впечаталась в его память – правда, только те ее части, которые он видел на автонавигаторе. Остальное же так и оставалось для него белыми пятнами. Направлялся он к поселку, рассчитывал выйти к нему, спустившись за перевал. Сагнер устала, но крепилась, а потому и не была обузой для Андрея.
– А вот теперь спешить не стоит. – Ларин сбросил рюкзак и, закинув автомат за спину, стал взбираться по камням к скалистой гряде.
– Мне подождать или с тобой? – растерялась Сагнер.
– Хочешь, отдохни. Хочешь, идем вместе. Осмотреться надо.
Франтишка после случившегося предпочитала все время держаться рядом с Лариным, даже если ей приходилось на пару минут отлучиться или остаться одной, она начинала испытывать настоящую панику – теперь повсюду ей мерещилась опасность.