Проворный официант уже нес закуску, бутылки с вином.
— Американское вино, — поморщился Георгий, — завтра привезу вам опять ящик своего. Это не вино, гадость. Дай нам лучше джин.
Официант покорно унес бутылки.
— Зато здесь хорошо готовят, — Георгий отломил кусочек хлеба, — это лучший ресторан во всех окрестностях Балтимора.
— Вы хотели рассказать мне о других переехавших в Америку ваших коллегах, — напомнил Нестор.
— Да, правильно. Про Сокола я тебе уже сказал. Он работает на американцев. Решил заработать здесь себе лишние очки. А вот Сказочник совсем другое дело. Я однажды видел его в Сухуми.
Официант принес бутылку джина и, поставив ее на стол рядом с минеральной водой, быстро удалился. Здесь хорошо знали вкусы Георгия Хабашели. Он не любил, когда ему разливали спиртное в стаканы. Он предпочитал это делать сам.
— Тогда в Сухуми, — задумчиво продолжал Георгий, — захватили тюрьму. Громкое дело было. Весь Советский Союз знал. Может, слышал?
— Кое-что, — кивнул Нестор.
— Вот тогда я все сам видел. Один из наших ребят, так, ничего особенного, обычная «шестерка», имел в руках оружие. Он как раз спрятался в коридоре, когда один из молодых ребят из спецназа, освобождавшего тюрьму, пробежал мимо него. И тогда он хотел выстрелить. А рядом оказался Сказочник. И что, ты думаешь, он сделал?
— Сам убил этого парня, — после тесного знакомства с уголовным миром Нестор уже начал привыкать ничему не удивляться.
— Да нет, хуже. Он выбил оружие из рук «шестерки» и помог надеть на него наручники. Представляешь?
— Ну и что? Правильно сделал. Может, совесть заговорила, решил не допускать убийства.
Красное лицо Генерала побагровело от еле сдерживаемого смеха. И, не выдержав, он расхохотался.
— У кого совесть заговорила? У Сказочника? Он настоящий вор в законе. Мы знали его столько лет.
— Тогда я вас не понимаю.
— Мы иногда кое-что слышим, — загадочно произнес Генерал, — некоторые слухи доходят и до нас. Тюрьмы и лагеря — место общее, там трудно бывает что-либо скрыть. До нас иногда доходили слухи, что большое начальство задумывает какую-то пакость. Большую пакость. И среди наших авторитетов могут появиться и их люди.
— Можно подумать, вы никогда не слышали о стукачах.
— Это другое, — загадочно сказал Георгий, — не стукачи, а их офицеры. Понимаешь — сами «мусора». У нас в «академиках» ходят.
— Что значит «академики»?
— То и значит. «Академией» — лагеря наши называют. А их, успешно окончивших, «академиками». Вот как раз список, который я тебе давал, и состоял из одних «академиков».
— Теперь понятно.
Георгий разлил джин в стаканы и, не добавляя воды, поднял свой.
— Ничего тебе не понятно.
Нестор свой стакан даже не взял в руки.
Георгий выпил весь стакан, поставил на стол, вздохнул.
— Постарел я, уже не хочу играть в эти игры. А вот все время заставляют. Жизнь наша такая проклятая… всегда дают тебе знать, кем ты был. А я думал, здесь совсем забуду, порву с ними. Самое главное, что там, в тюрьме, кроме Сказочника…
И в этот момент раздался сухой щелчок.
Нестор даже не понял, что произошло. Просто Георгий вдруг качнулся и тяжело повалился на стол, опрокидывая бутылку. Второй щелчок просвистел мимо уха Нестора, наклонившегося над убитым. Он упал на пол. В роще, напротив, было заметно какое-то движение.
На шум опрокинутой бутылки выбежал сам хозяин ресторана. Он замер, увидев мертвого Георгия Хабашели и его гостя, стоящего у трупа. Раздумывать было некогда. Сейчас грек начнет кричать, и он уже никогда не докажет свою непричастность.
Нестор схватился за перила и прыгнул с высоты почти в четыре метра. Упал, больно ударившись, и, быстро поднявшись, поспешил к роще, в которой мог еще прятаться этот загадочный убийца.
До «Хилтона» он добирался с двумя пересадками, каждый раз останавливая новое такси и проверяя, не едет ли за ним Цапля. Ему очень не понравились слова киллера о Лоне, и он понимал, как опасно рискует вообще, собираясь встретиться с ней. Но это нужно было сделать хотя бы потому, что, если он не приедет в «Хилтон», она сама поедет в «Мэрриот», а находящиеся там люди Рябого просто так ее не отпустят.
Только убедившись, что за ним действительно никто не следит, он вошел в отель и поднялся в номер, снятый Лоной. Она уже с нетерпением ждала его, беспокоясь из-за его опоздания.
— Ночь я провела, между прочим, одна, — обиженно сказала Лона, открывая ему дверь.
— Да, я знаю, — он вошел внутрь и закрыл за собой дверь на замок.
— Опять проблемы, — вздохнула Лона, — мне начинает это просто надоедать. Лучше бы я осталась в Сиэтле.
— Не надо, — он взял ее за руку, заглядывая в глаза, — мне нужно опять уехать.
Она напряглась:
— Надолго?
— Не знаю.
— Это твоя привычная форма ответа. Может, в этот раз ты будешь более оригинальным?
— Я учту твои пожелания.
— Мне не нравятся твои отъезды. Согласись, что это просто элементарное хамство. Сначала я приезжаю к тебе из Сиэтла, бросив мужа, а ты выставляешь меня за дверь. Затем, заставив снять за свой счет двухместный номер в одном из самых дорогих отелей города, ты являешься ко мне с большим опозданием и заявляешь, что уедешь. Тебе не кажется, что я могу просто обидеться?
— Нет.
— Что нет?
— Ты не обидишься.
— Нахал. И на сколько ты уезжаешь?
— Я же тебе ответил.
— Хорошо. Значит, мне нужно сидеть в «Хилтоне» и ждать твоего звонка.
— Не обязательно в «Хилтоне».
Она еще раз замерла. Ее глаза, казалось, потемнели от гнева. Ноздри ее прямого узкого носа чуть заметно вздрагивали.
— Ты хочешь сказать, что я должна вернуться к мужу в Сиэтл?
— Может, это и к лучшему, — наконец выдавил Дронго.
Она непроизвольно подняла правую руку. Он успел схватить ее за локоть.
— Пусти, — вырвала она руку, — я не хочу больше тебя видеть.
Она отошла к окну.
— Лона, — сказал он серьезно, — в прошлый раз я приезжал в Америку просто так. Считай, что это была невинная прогулка. Даже если бы со мной что-нибудь случилось, это никак не могло отразиться на тебе. В этот раз все по-другому. Я имею дело с мафией. С нашей мафией. Эти люди не прощают ничего. Они не признают никаких законов, ни божеских, ни человеческих. И если с тобой что-нибудь случится, я этого себе никогда не прощу.