— Впервые слышу. Вы думаете, это подсадная утка КГБ?
— Я не думаю, я просто излагаю факты. Нам нужно быть осторожнее. При желании антимафиозную карту используют на выборах. И используют в нужный момент, уверяю вас.
— Понимаю, — он вдруг вспомнил, что не обратил внимания на слова Гольдберга, — а почему вы сказали, что ему повезло трижды?
— Ему удалось прорваться в Балтимор к Генералу.
— Ну да. Вы это говорили, ему удалось уйти от людей Саркисяна.
— Вы не поняли. Он сумел найти Георгия Хабашели.
— Ну и что?
— Он ушел от нас в третий раз в Балтиморе, — медленно произнес Гольдберг, — а нам оставил труп Генерала. Георгия застрелили в собственном доме.
И вот тут Багиров испугался. Впервые в жизни он действительно испугался.
Попав в дом к Хабашели, Нестор впервые почувствовал себя относительно спокойно. Словно обрел на краткое время то убежище, о котором мечтал два дня. Он понимал, что после смерти Важи разгуливать по Америке в одиночку со своим паспортом не просто глупо, но и опасно. В него мог выстрелить любой полицейский, получивший оперативную информацию о задержании такого опасного преступника, как исчезнувший из отеля Нестор Каландадзе.
Двухэтажный дом Генерала стоял в конце улицы и был известен в городе своим магазином грузинских пряностей, продаваемых на первом этаже. Там работало трое продавцов, и Георгий в течение дня всегда находил время спускаться вниз в магазин, проверять, как идет торговля.
На втором этаже были собственно жилые помещения, и в доме, кроме хозяев, всегда находились старый негр-садовник и приходившая по утрам молодая девушка-китаянка. Сам Георгий любил подниматься очень рано, сказывалась долгая жизнь, проведенная в советских временных поясах. И теперь, завтракая с Нестором, он чувствовал тот бодрый прилив сил, который иногда бывает у шестидесятипятилетнего, достаточно пожилого мужчины, как последнее напоминание о его прежней силе. Георгий недавно женился, и это также способствовало большой уверенности.
Теперь, слушая гостя о его приключениях, он смутно ощущал давно забытый зов лагерного трубача, призывающий к очередному построению и перекличке всех заключенных. Георгий был не просто вором в законе. Он, как и большинство старых грузинских авторитетов, был своего рода Мастером в своей профессии «медвежатника». В бывшем Советском Союзе его знаменитый почерк знали все следователи страны, от Камчатки до Бреста, изучали на следственных экспериментах, приводили в качестве учебных пособий для молодых стажеров, рассказывали о легендарных успехах и провалах всесоюзно известного Генерала.
Несмотря на то, что согласно строгим правилам воровского мира у воров в законе не могло быть постоянного жилища, у Хабашели был дом в Кутаиси, где он собирал свою прекрасную библиотеку, не жалея денег на книги. Двое племянников, детей его сестры, пользовались этой библиотекой, которую собирал в этом доме их грозный дядя.
Позднее, когда высокое звание вора в законе начали даже покупать, среди появившихся авторитетов, конечно, уже не было подобных оригинальных типов, отличавшихся таким своеобразным увлечением. [5]
Но сообщение о том, как был убит Важа, ему очень не понравилось. А когда Нестор рассказал и про код телефона, он с большой уверенностью заявил:
— Кажется, я знаю, кто это мог сделать. Ты слышал что-нибудь о Палаче?
— Нет, — удивился Нестор, — кто это такой? Вы имеете в виду настоящего палача?
— Можно сказать и так, — кивнул Хабашели, — это был самый страшный человек, которого я встречал в своей жизни. У меня в жизни много разных встреч было. Я с самим Рябым сидел в одной камере, в лагере вместе со Зверем был. Но такого, как Палач, никогда не видел. Настоящий палач — спокойный и холодный. Маму родную мог задушить и даже не пикнуть. Его настоящее имя было Слава Мамонтов. Но почти никто не помнил его имени. Все лагеря знали его как Палача.
Георгий от волнения даже встал и снова начал ходить по комнате. Разговор шел на грузинском, и его гортанный голос был слышен даже в соседних комнатах.
— Понимаешь, — продолжал Георгий, — я однажды сам видел, как он щенка разорвал. Двумя руками взял и разорвал. Этого щенка сука лагерная родила, а он вообще всех собак не любил. Вот он и взял щенка двумя руками и вот так разорвал. Мне потом долго снилась эта картина, а я ведь не мальчик был, в пяти вооруженных налетах уже участвовал. Но такого мерзавца никогда не встречал. Ни в одном лагере.
— Он сейчас в Америке? — начал понимать Нестор.
— Он в Лос-Анджелесе, — ответил мрачно Георгий, — а код там знаешь какой. Как у нас. Вторая и третья цифра. Один. Ноль. Только там код триста десять. А у нас четыреста десять. Вот такое невезучее совпадение.
— А почему вы думаете, что он может быть как-то связан с этим преступлением? — спросил Нестор. Он уже закончил завтракать и чувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу. Ни о чем думать не хотелось. Но труп Важи был отчетливо перед глазами.
— Я не думаю, а знаю. Мамонтов был левшой, — ответил Георгий, — среди нас, кажется, он единственный был левшой, а ведь твоего друга в ванной комнате именно левша и зарезал.
— Вы хотите сказать, что это он?
— Все может быть, — уклонился от ответа Георгий, — но мы должны быть готовы к самому худшему.
— А что самое худшее? — не понял Нестор.
— Это пока только мои предположения. Нужно будет все проверить, все точно проверить, — повторил задумчиво Георгий и затем быстро спросил: — Ты знаешь адрес Палача?
— Нет, конечно, — удивился Нестор, — мы ведь летели в Америку, чтобы встретиться именно с вами.
— Подожди меня, — Георгий быстро ушел в другую комнату и минут через пять так же стремительно вернулся: — Вот их адреса. Кроме меня, здесь пятеро — Зверь, Клык, Сказочник, Палач и Сокол. Вот с этими людьми и постараются войти в контакт.
— С какой целью?
— Этого я не знаю, — пожал плечами Генерал, — поэтому и звонил в Москву, просил уточнить, зачем едут ко мне на переговоры, кто такой этот связной, откуда он взялся. Вот твой шеф Гурам Хотивари и решил, что следует послать вас двоих. Сейчас я вижу, что он ошибался. Одного из вас уже убили, а положение второго тоже… не очень хорошее.
— Что же мне делать?