– Нет, обычным. Но мы ее заткнули.
– А еще нам эти ублюдки деньги предлагали, – сказал Равиль. – Они решили, что в твое отсутствие смогут нас купить.
– Не купили? – хмыкнул Никита.
– Мы еле устояли, – признался Пчелкин. – Каждый готов был выложить по двадцать миллионов долларов – представляешь? Всего на бочку – сто. Это же охрененная куча денег, Никита. И всего лишь за то, чтобы мы их отпустили и отдали жесткий диск из видеокамеры.
Никита с каменным лицом двигался по кругу, вглядывался в лица изможденных жуликов, воров и убийц. Быкасов пребывал в прострации, глаза блуждали. Депутат Квакун напоминал мешок, привязанный к креслу. Даже пузо куда-то подевалось. Лицо Екатерины Савельевны Марецкой превращалось в посмертную маску, мышцы заклинило, и нижняя челюсть плохо стыковалась с верхней. Глаза полковника Роговца презрительно блестели – он еще не вышел из образа и непонятно на что надеялся. Нелли Павловну Архипову хорошо прихлопнули, когда она вышла из образа светской львицы – судя по всему, это была Диана, царящая у нее за спиной. Она пыталась поднять голову, но голова безвольно падала, глаза разбегались. Она постарела лет на тридцать, сморщилась. Только губы беззвучно выводили страшные проклятия в адрес преступников.
– Жалко, что вас не схватили, Россохин… – хрипло проговорил полковник. – Вычислили своего садиста? Убедились, что это не я?
– Это не я… Не смотрите так на меня … – напрягся и заныл Быкасов. – Почему вы так смотрите, Россохин?
– Не был он нигде… – со скрипом раздвинула челюсти Марецкая. – Наши дома охраняются, в них попасть невозможно. Пургу гонит… В кустах отсиделся и вернулся, сейчас опять будет на нас свои психологические штучки оттачивать.
– Ненавижу… – прошептала Нелли Павловна. – Господи правый, как я вас всех ненавижу… – И подняла незрячие глаза дряхлой старухи, затянутые дымкой и болью.
– Никита, не томи… – простонал Пчелкин. – Твои психологические штучки точно не к месту. С твоей-то девчонкой все в порядке, она здесь…
Подобралась Диана, заблестели слезы в глазах в прорезях маски. Она уже чувствовала, что хороших новостей не предвидится. Никита очень старательно отводил от нее глаза.
– Я добрался до подвала садиста, – поведал Никита. – Охраны больше нет. Трое калек, один убит. Вероника Титаренко и Альбина Пауэрс сильно истощены, но живы. Им потребуется длительное лечение. Девушки спрятаны в надежном месте вне поселка.
Расслабились, заулыбались Пчелкин и Равиль.
– Коллега, мне очень жаль. – Никита быстро глянул на застывшую Диану и потупил взгляд. – Виктор Козин, по словам девушек, скончался несколько дней назад. Мы никак не могли повлиять на ситуацию – в то время мы даже не знали, что есть такой подвал…
Женщина шумно задышала, сорвала маску. А вот это можно было и не делать… Ее глаза переполняла боль. Она тяжело и глубоко вздохнула, попыталась взять себя в руки.
– Кто эта мразь, Никита? – Ее голос изменился, стал каким-то хриплым. – Говори скорее, я должна знать. Архипова? Роговец?
Но садистка решила не ждать, пока ее линчуют. Ведьма вскочила со сверкающим безумным взором. Не выдержали перетертые веревки, перевернулось и отлетело кресло, едва не раздавив оторопевшего Мурзина. Марецкая Екатерина Савельевна, председатель городской Думы, растопырив руки, вопя как оглашенная, выскочила из «заколдованного» круга, едва не перевернув депутата вместе с креслом, и бросилась на Никиту.
Он оторопел на пару мгновений. Эта тварь сообразила, чем кончится дело. Зажала в кулаке одну из заколок, вывалившихся из растрепанной «башни», перетерла веревки на запястьях, надрезала путы, прижавшие ее к креслу… Женщина набросилась на него, мелькнула заколка, с которой она не расставалась – упругая «прищепка» с отточенной, как нож, стальной половинкой. Злорадно гогоча, она полоснула Никиту по щеке:
– Догадался, сука?! На, получай!!!
Боль ошеломила. Он оттолкнул от себя мегеру. Но та опять летела, низко пригнувшись, шипела, как гадюка, махала своей заколкой. На этот раз он бы встретил ее. Но соображала еще «старушка». Она вдруг резко сменила направление, бросилась к лестнице, ведущей из подвала. Но уже неслась наперерез еще одна бестия – не менее бешеная и свирепая. Пронеслись длинные ноги, последовал отличный толчок, взметнулись волосы, распадаясь по плечам, – Диана схватила злодейку за развалившуюся «башню», превратившуюся в конский хвост. Марецкая завизжала от вспарывающей боли, а Диана уже наматывала ее волосы на кулак. «Лошадка» бегала по кругу, вереща, как свинья на бойне, а потом по воле укротительницы сменила направление и вонзилась со всей дури головой в стену.
Кровь хлестнула фонтаном. Ахнули все, кто при этом присутствовал. Марецкая сползла со стены, волоча за собой кровавую дорожку. Из раскроенного черепа выбиралась малосимпатичная бурая жижа. Женщина была мертва. «Спаси ее душу грешную», – почему-то подумал Никита и устыдился. Было бы чего спасать.
Люди потрясенно молчали. Застыл, как изваяние, Мурзин, моргала Ксюша, расставаясь с образом бескомпромиссной мстительницы. Потом подбежала к Никите, вынимая носовой платок, приложила к расцарапанной щеке. Паша Пчелкин и Равиль дружно вымолвили:
– Ну, ни хрена себе…
– Убийцы… – хрипел, извиваясь в кресле, Роговец. – Вы грязные убийцы…
Комментировать происходящее, вероятно, не стоило. Выворачивала шею Нелли Павловна, стараясь рассмотреть, что происходит у нее за спиной. Тошнило депутата, обливался слезами вице-губернатор Быкасов. С ужасом смотрела на покойницу Диана. Попятилась, стала растерянно озираться, возвращаясь в чувство.
– Все в порядке, Диана, – успокоил Никита, промокая платком царапину. – Вы убили не человека. И уж тем более не женщину. Вы убили помещицу Салтычиху нашего времени. Или, если угодно, венгерскую графиню Эльжбету Батори, которая мучила и убивала молодых девушек, а потом купалась в их крови, чтобы продлить молодость. Возможно, Екатерина Савельевна и не купалась в крови своих жертв, как-никак мы живем в просвещенное время, но нравы остались те же, люди – такие же, а страсть к садизму и мучениям себе подобных за последние века ничуть не поубавилась. А если у человека с такими склонностями имеется власть и свора верных цепных псов… Девушки успели рассказать, каким надругательствам они подвергались. Прошу прощения за удручающие подробности, но вечерами и ночами, перед отходом ко сну, Екатерина Савельевна терзала их лично. Избивала, резала ножом, их привязывали к креслу, пытали током. Просто так – вовсе не за тем, чтобы добыть какие-то сведения. Информаторов у Марецкой хватало. Ради банального удовольствия. Кто-то марки собирает, кто-то девушек – в хорошем смысле этого слова, кому-то перед сном, чтобы набраться сил для нового дня, нужно посмотреть тупую американскую комедию или, скажем, фильм ужасов. А Екатерине Савельевне требовалось выместить накопившуюся за день злость. Она теряла человеческий облик, материлась, как сапожник, пинала свои жертвы ногами, таскала их за волосы, заставляла есть сгнившие продукты. Помимо прочего, издевалась морально…