— Не могу с вами согласиться, — возражал Мачадо, — Карраско тонко чувствует конъюнктуру. Он знает, какие украшения нужны женщинам. В конце концов, главные клиенты его салонов — женщины, которым нравится изящество и одновременно некоторая пышность форм в его изделиях. Минимализм сегодня не в моде. Я знаю, вы, как и многие немецкие ювелиры, исповедуете другие идеи, но у нас, на юге, несколько иные стандарты. Здесь восхищаются не просто красивыми камнями с безупречной огранкой. Для нас не менее важны и формы, в которые эти камни оправлены.
— Этот спор может стать бесконечным, — сказал Шекер, — но я видел ваши прошлые работы, сеньор Мачадо. И в них чувствовалось влияние новых концепций именно немецких ювелиров.
Мачадо остановился. Было заметно, что он несколько смущен.
— Скорее фламандских, — возразил он после недолгого молчания, — но работы Карраско мне все равно нравятся. В них есть ощущение времени, ощущение нового века в сочетании со старыми традициями. А вы очень наблюдательны, герр Шекер, — Мачадо в шутку обратился к своему турецкому собеседнику так, как это обычно делают в Германии.
Однако турецкий ювелир не понял юмора. Или не захотел его понимать.
— Мне тоже нравятся работы немецких и фламандских мастеров. Было бы жаль терять достижения национальных школ. Ведь если бы союз Карраско с Рочбергом был заключен, он нанес бы удар по всей европейской ювелирной промышленности. С такими гигантами, как корпорация Рочберга или компания Ямасаки, мы не смогли бы конкурировать. Карраско впустил бы американцев на наши внутренние рынки через свои склады, магазины, филиалы. Ювелирам Европы пришлось бы вырабатывать единый стиль, чего я так не люблю и избегаю. Иначе Рочберг задавил бы нас всех как конкурентов. Он на это способен…
— Вы с ним раньше встречались?
— К счастью, нет. Но я хорошо знал его работы. Безупречная огранка, псевдоампир. И конечно, агрессивная реклама. Беда американцев всегда в том, что у них слишком много денег…
Шекер обернулся на Дронго и замолчал. Ему было неприятно, что его слова мог кто-то услышать. Мачадо тоже взглянул на Дронго, но не придал присутствию постороннего никакого значения.
— Рочберг был настоящий гений в раскрутке любого товара, — продолжил беседу Мачадо. — Шесть лет назад мы выпустили неплохую коллекцию украшений для молодежи — относительно дешевые кольца с небольшими бриллиантами, чтобы их могли позволить себе молодые люди со средним уровнем дохода. Но у нас украли идею. И когда мы начали активно внедрять наш товар на европейские рынки, выяснилось, что корпорация Рочберга уже предприняла поставку похожих колец за месяц до нашей официальной презентации. Представляете, какой был скандал? Презентации пришлось отменить, а производство новых колец остановить. Наша фирма чуть не разорилась. Мы больше четырех лет выплачивали долги банкам.
— Выходит, вы тоже не очень любили Исаака Рочберга, — улыбнулся Шекер. Он еще раз оглянулся на Дронго, но тот стоял к ним спиной, и, кажется, их беседа его совершенно не интересовала.
— Действительно, — согласился Мачадо, — получается, что мы оба имели все основания не слишком жаловать сеньора Рочберга.
— Только не говорите об этом комиссару, — посоветовал Тургут Шекер, — не то нас обоих вместе или по отдельности обвинят в убийстве нашего дорогого гостя.
— В момент убийства мы были на презентации, — напомнил Мачадо, — я думаю, у нас абсолютное алиби. Никто не сможет к нам придраться.
— Смогут, — прервал его турок. — Любой из нас мог убить Рочберга и лишь затем появиться на презентации. Лучше никому и ничего не говорите. Нет у вас никакого алиби, мой испанский друг, как нет его и у меня. В такой двусмысленной ситуации лучше молчать. Иначе нас вполне могут обвинить.
Ювелиры прошли дальше.
«Как странно, — подумал Дронго, — по-моему, каждому из собравшихся здесь покойный Рочберг чем-либо не угодил. Удивляюсь, как он согласился прибыть сюда без охраны. Или он не обращал внимания на подобные „мелочи“?»
Дронго обернулся, услышав быстрые шаги, и увидел, как к нему спешит Ирина Петкова.
— У нас неприятности, — сообщила она, чуть запыхавшись, — кажется, наш главный подозреваемый здесь.
— Кто? — спросил Дронго, нахмурившись.
— Я только что получила сообщение из Интерпола, — призналась она, — меня просили передать вам привет. Многие помнят вас по совместной работе еще в начале восьмидесятых.
— Вы не сказали, кто именно стал главным подозреваемым? — терпеливо напомнил Дронго.
— Фил Геддес, — выдохнула она, значительно понизив голос. — Вы не слышали о скандале во Флориде в прошлом году. Оказывается, в нем были замешаны американский ювелир и наш знакомый Фил Геддес. Вы можете себе такое представить?
Дронго удивленно посмотрел на Петкову, словно не понимая, о чем она говорит.
— Фил Геддес? Английский журналист? Тот, чьи статьи читает вся Европа?
— Тот самый. Он ведет великосветскую хронику и в прошлом году был на приеме в Майами. Как раз в то время корпорация Рочберга подала в суд на страховую компанию. Был большой скандал, а Геддес разузнал, что компаньоны Рочберга были не совсем правы. Именно тогда Рочберг при всех оскорбил Геддеса, назвав его «несерьезным журналистом». Геддес тоже подал в суд, но проиграл. У Рочберга прекрасные адвокаты, и они смогли доказать, что слова «несерьезный журналист» не имеют в своей основе оттенка оскорбления, а свидетельствуют о подходе журналиста к своей профессии, что и имел в виду Рочберг. В общем, Геддес процесс проиграл, но разразился целой серией статей и колких намеков в адрес Исаака Рочберга.
— Теперь понятно, почему Эрендира считала, что Фил не должен любить Рочберга. Я слышал, как она говорила ему об этом.
— Вот именно. И знаете, что самое важное? Когда Геддес передал репортаж о смерти Рочберга, он в своем сообщении проставил время. Десять часов вечера. То есть два часа назад, когда никто еще даже не предполагал, что Рочберг убит. Получается, что он либо соврал своим редакторам, проставив другое время, либо знал об убийстве. Вы представляете, как это важно? Мне нужно срочно найти Фила и допросить его, пока испанским полицейским об этом ничего не известно.
— Он пришел на презентацию одним из первых, — Дронго задумался. — А когда убили Рочберга, что говорят полицейские эксперты?
— Примерно в это время. Несколько минут не имеют значения.
— Тогда можно подозревать любого, — решительно заявил Дронго, — любого, кто живет в отеле и кто был приглашен к Пабло Карраско.
— Идемте быстрее, — попросила Петкова, — наверно, Геддес в своем номере. Он передает срочные сообщения сразу для нескольких газет, с которыми сотрудничает. У него триста тридцать третий номер. Я запомнила — три тройки.