— Заткнись, — зло прохрипел водитель.
— Ты молчи, коли виноват, — остановил его седой сурово.
— Ненавижу… Русская сволочь, — сквозь зубы процедил шофер — на русском.
— Козел, — так же зло сказал русский. Видно было, что такие отношения у них давно и к ним все привыкли.
— Оба молчите, — строго и резко оборвал седой. — Знай себе едь, — добавил он шоферу. — Их там всего-то два человека.
Чужой «газик» был уже рядом. Витька нахмурился. Спустя полсекунды и я разглядел, кто едет в машине.
— Надо на пост передать. — Витька включил рацию. — Говорит Восьмой…
«Газик» уже почти поравнялся с нами. Их волосатый шофер вдруг изменился в лице, снял руки с руля и дал по нашей машине очередь из автомата.
Витька прибавил газу.
— Вот суки, — сказал он.
Чеченцы развернулись и погнали за нами. Витька передал мне свой автомат:
— Умеешь?
— Приходилось. — Я высунулся из окна, вспоминая свой недолгий опыт общения с «калашниковым». К пистолету, знаете ли, привык. Я дал очередь по колесам, отлично понимая, что всю их ораву уложить будет сложнее, чем заставить их отстать.
Их «газик» никак не хотел отрываться, а теперь они стреляли уже почти все. Я успел заметить среди них русского, когда меня вдруг тряхнуло и машину резко повело к обочине. Я взглянул на Витьку — он лежал головой на руле, по лицу струилась кровь. Сзади раздался взрыв — чеченский «газик» полыхал огнем. Значит, я все-таки попал…
Наша машина перевернулась и покатилась с крутого склона.
Не знаю, сколько времени прошло, когда я очнулся. Скорее всего, не больше нескольких минут. Наш «газик» стоял всего в паре десятков метров от дороги, видимо, перевернулся раз и встал обратно на колеса. И видимо, Витька успел дать по тормозам. Я взглянул на Витьку — он не шевелился. Я попробовал подвигать конечностями — вроде все кости целы. Пульс у Витьки не прощупывался. Но он до сих пор продолжал улыбаться.
Я посмотрел на дорогу — там догорал чеченский «газик».
— Восьмой, Восьмой, — надрывалась рация. — Что у вас там?
— Говорит Гордеев, — ответил я. — Шофер погиб. Эти… боевики, кажется, тоже.
— Какой Гордеев? — орала рация.
«Ну „какой“, „какой“, — почему-то подумал я равнодушно. — Гордеев, Юрий Петрович, хомо сапиенс обыкновенный…»
Я сам довел машину до Чернокозова — мы были уже не очень далеко от него. Тело переложил на заднее сиденье, накрыв одеялом, которое обнаружил в салоне. А в изоляторе меня первым делом подвергли допросу — как все произошло и не заметил ли я чего-нибудь странного. Как будто меня каждый день чеченцы расстреливают, а в этот раз как-то по-другому, нежели обычно. Допрос этот был, разумеется, не первый в моей жизни, но так я к ним и не привык за долгое время, причем не люблю как быть допрашиваемым, так и допрашивать. Так или иначе, в Чернокозове мне пришлось пережить еще несколько неприятных минут.
Ну а потом мне с самым невинным видом сообщили, что машина отсюда в Грозный уезжает через час и если у меня здесь какие-то дела, то нужно с ними поторапливаться, потому что следующий шанс уехать представится не раньше чем через пару дней. Меня это, конечно, не устраивало. К счастью, протоколы допросов Магомадова я нашел очень быстро, но просмотреть их на месте не успел.
На этот раз я погрузился в грузовик, в котором кроме меня ехало еще с десяток солдат. Ворота пропускного пункта захлопнулись за нами, и скоро изолятор, огороженный высоким каменным забором с колючей проволокой, скрылся в густеющей темноте. Я трясся в кузове, крепко прижав к себе добытые документы, пока не уснул.
Проснулся я оттого, что меня трясут за плечо: приехали, мол. Сонный, я вылез из кузова. И понял, что идти мне в общем-то некуда. Грузовик сразу уехал, да и вряд ли меня бы пустили ночевать в часть. Не идти же к Перелейко, в самом деле. Кроме того, сомневаюсь, чтобы он работал до… я посмотрел на часы… половины одиннадцатого вечера. Хотя я частенько позволяю себе подобную роскошь.
Да-а, положеньице. В разные ситуации мне приходилось попадать, но вот в роли бомжа я еще, кажется, ни разу не был… Хорошо, что лето и ночи здесь сравнительно теплые. В крайнем случае можно и на улице переночевать. Но надеюсь, до крайности я все же не дойду. Для начала стоит поймать машину, что в Грозном тоже не так просто, как в Москве. Но через пару минут рядом со мной остановилась потрепанная «девятка».
— Гостиницы есть у вас здесь? — спросил я, наклонясь к окошку.
— Переночевать негде? — обрадовался водитель. — Давай ко мне. Недорого возьму, дешевле, чем в гостинице.
Мне, конечно, не особенно улыбалось спать неизвестно где, но все же лучше, чем под открытым небом. А что касается гостиницы — стоило представить, сколько формальностей нужно будет пройти в гостинице города, который находится на военном положении, как ехать туда сразу расхотелось. Поэтому я мысленно махнул на все рукой и сел в машину.
— Из Москвы? — Шофер протянул руку. — Ахмед.
— Юрий, — представился я. — Оттуда.
— Нам бы, главное, успеть до комендантского часа…
Ахмед оказался главой классической восточной семьи — полная веселая жена и куча детей. Меня, правда, даже пристроили спать в отдельной комнате на скрипучем диванчике. Ахмед с женой ночевали в одной комнате с детьми, чуть ли не вповалку, на полу. Квартира у них была довольно скромная, но они были счастливы. «Машина опять же кормит», — поделился Ахмед.
На сон грядущий я собирался было все-таки ознакомиться с полученными в Чернокозове документами, но стоило мне на секунду прислонить голову к подушке (диван под моей тяжестью ощутимо прогнулся и громко скрипнул), как я сразу уснул. А проснувшись, понял, что всю ночь так и сжимал протоколы в руке.
На следующее утро, расплатившись (деньги по московским меркам я заплатил просто смешные), я отправился разыскивать Юлию и шариатский суд. Или наоборот.
Насколько я помнил по своему институтскому образованию, суд шариата возник веке этак в четырнадцатом, где-то в арабских странах. Основывался прежде всего на законах ислама, которые на беглый взгляд почти не отличаются от законов остальных религий, за исключением негативного отношения к свинине, конечно. И как и любой другой юридический институт в то время, суд шариата был вовсе не чужд телесных наказаний за содеянное. Разница заключается в том, что телесные наказания в шариатском суде остались в ходу до сих пор. Впрочем, кажется, он уже не так распространен среди мусульман. Цивилизация, знаете ли. Во время своего ночного ползанья и лазанья по Всемирной информационной паутине в поисках информации о Мамеде Бараеве я нашел немало сведений и про шариат.
В Чечне этот суд внедрили во время последней войны. Исторически здесь никогда не распространялись нормы шариата, а все вопросы решались советом нации — мехк-келом. Шариат — правовая школа Саудовской Аравии, а шариатские судьи, ставшие носителями высшей судебной власти в Чечне, получили образование в арабских странах. Вследствие этого было понятно, да и никем особо не скрывалось, что арабские страны финансируют чеченские экстремистские группировки.