Я вдруг подумал, что под видом таксиста, которого я буду дожидаться, может приехать мой убийца. Я сяду в машину, а утром меня найдут где-нибудь на рельсах. Идеальный несчастный случай. Останется загадкой для всех, какого хрена я брел ночью по путям, ну поудивляются все, да и плюнут.
Мне стало по-настоящему страшно и очень одиноко. Дома, в России, я мог бы что-то придумать, но здесь я физически ощутил свою оторванность от остальных людей. Я незаметно огляделся. К кому здесь я могу обратиться за помощью? К кому могу подойти со странной просьбой – эй, мужик, подкинешь до ближайшей гостиницы? Плачу стольник… На меня в лучшем случае посмотрят как на сдвинутого иностранца.
Там, где здание вокзала имело красивое архитектурное украшение – полукруглый стеклянный выступ, я заметил вывеску паба. Назывался он вполне соответственно железнодорожному стилю – «Свисток» и, судя по дате, был открыт еще в 1898 году. Сто лет назад, надо же!
Какая разница, куда идти? Ноги сами понесли меня к красной входной двери, украшенной чем-то вроде тормозной ручки со старинного стоп-крана. В пабе, в отличие от билетной кассы и платформы, в этот час было довольно людно. Интерьер питейного заведения, как и фасад, был выдержан в железнодорожном духе: на стенах висели в рамках старинные фотографии и рисунки паровозов, там и сям стояли различные предметы, свинченные со старых поездов, – сверкающие начищенной медью ручки, рожки, таблички, какие-то компостеры… Основной достопримечательностью служила настоящая паровозная топка, установленная в центре зала. Рядом стояла угольная лопата. Даже светильники под потолком были стилизованы под газовые лампы.
Народ пил пиво, болтал, смеялся, слушал музыку, играл в «дартс» – метал дротики в мишень, висящую на стене, – все развлекались, как и положено холодным зимним вечером буднего дня.
Что мне сейчас делать?
Для начала следовало поесть. Может, это и покажется странным, но я опять жутко проголодался. Я сел за столик поближе к выходу, спиной к стене и лицом к залу, чтобы следить за ситуацией. Пока уплетал за обе щеки, обдумывал ситуацию. Мой хвост вошел в паб несколькими секундами позже меня и направился к стойке бара. Сидел спиной ко мне и медленно потягивал темное пиво. Меня он не выпускал из виду: справа над стойкой крепилось на железной ноге выпуклое круглое зеркало, вероятно принадлежавшее к числу железнодорожных трофеев хозяина «Свистка». В зеркале отражался весь зал. Время от времени меня загораживали спины других посетителей, тогда мотоциклист оборачивался и со скучающим видом осматривал зал.
Я тянул время.
– Вы закрываетесь на ночь? – спросил на всякий случай у единственной официантки – девушки лет двадцати пяти, приносившей за соседний столик пиво.
– Да, конечно, – улыбнулась она.
– А во сколько?
– В пятницу и субботу мы обычно работаем допоздна, даже иногда до двенадцати, если много посетителей, а сегодня… Наверное, закроемся часов в десять. Когда вокзал закрывается, то и здесь совсем мало народу. Вам принести еще что-нибудь?
– Кофе, пожалуйста. Самый крепкий, какой можно.
Девушка кивнула и оставила меня.
Я подумал, что я – единственный человек в пабе, кто пьет кофе в это время.
На часах было без малого восемь вечера. Мой преследователь сидел по-прежнему за стойкой бара на высоком круглом стуле и с невозмутимым видом пил пиво.
В какой-то момент мне показалось, что он упустил меня из виду. Должен же здесь быть туалет? Я огляделся по сторонам, затем поднялся и пошел к арке в конце зала, за паровозной топкой. Туалет в «Свистке» не делился на "м" и "ж", как принято у нас в России даже в самых малопосещаемых дамами местах. Он был общим, разделенным внутри на отдельные кабинки. Оказавшись внутри, я первым делом метнулся по сторонам в поисках окна или любой другой лазейки на улицу, хоть бы вентиляционной отдушины, но – глухо. Как видно, воздух в помещении кондиционировался, и в ином проветривании «Свисток» не нуждался.
В гордом одиночестве пребывать долго не пришлось. Мотоциклист вошел следом за мной с интервалом в двадцать секунд и, буквально дыша в затылок, остановился позади меня у умывальника. Я тщательно намылил руки жидким мылом. Темная от грязи вода с мыльной пеной струйкой стекла в раковину. Затем я тщательно отчистил брюки на коленях, снова вымыл руки и ополоснул лицо. Посмотрел на свою физиономию в зеркало. Под глазами – круги, на щеках и на подбородке под ладонями ощущается легкая шершавость. Я вспомнил, что моя бритва осталась в сумке в такси вместе с остальным багажом.
В туалете никого, кроме меня и мотоциклиста, не было.
Я промокнул лицо и руки бумажным полотенцем, скомкал его и, прицелившись, запустил бумажным шариком в стоящую в углу урну. Мотоциклист машинально скосил глаза, следя взглядом за летящим комком бумаги. Я решился.
Схватившись руками за край умывальника, я ударил назад обеими ногами, толкнув парня в живот. Мотоциклист отлетел к противоположной стене, потерял равновесие, но удержался на ногах. Я не успел добежать до двери. Он прыгнул мне на спину, обхватил руками за шею, повалил на пол. Заломив назад руки так, что я услышал хруст сухожилий, он уселся сверху мне на спину, придавив коленом к полу. Я мог только извиваться под ним, как червяк, но чем сильнее я брыкался, тем сильнее он выкручивал руку. Мне удалось выдернуть руку из рукава куртки, как змее, сбрасывающей кожу. Высвободив руку, я попытался перевернуться на спину, но мотоциклист оказался проворнее. Одной рукой он обхватил сзади меня за горло, другой схватил за чуб и рывком повернул мою башку на девяносто градусов. Я заорал от боли и несколько раз шлепнул рукой по плиткам пола, показывая, что сдаюсь. Парень слегка ослабил хватку.
– Все, хватит, хватит, – прохрипел я по-русски. Потом, опомнившись, повторил по-английски.
Он отпускал меня постепенно. Сначала я смог повернуть голову, потом сделать глубокий вдох. Колено перестало давить между лопаток. Парень слез с моего горба и стоял рядом, ожидая, пока я поднимусь на ноги. Я видел в полуметре от себя высокие голенища его шнурованных ботинок с металлическими набойками на носах и каблуках.
Дверь туалета открылась, пропуская компанию подвыпивших мужичков. Не обращая на нас никакого внимания, громко продолжая какую-то беседу, они направились к писсуарам, выстроившись по росту спинами к нам.
Я поднялся и поправил на себе распотрошенную одежду. Мотоциклист проводил меня обратно до моего столика, а сам вернулся к стойке бара. Я подождал, пока подойдет официантка с кофе, и оплатил счет. Самым странным в нашей стычке было то, что все происходило молча. Говорил только я. Он не проронил ни звука. Я не мог понять, кто он – русский или англичанин?
Прихватив с собой чашку кофе, я протолкался к стойке бара и встал рядом с мотоциклистом, плечо в плечо. Он пил пиво, не обращая на меня ни малейшего внимания. Даже не покосился, черт, в мою сторону. Я толкнул его рукой под локоть. Пиво расплескалось по стойке.
– Я сожалею, это вышло случайно, – вежливо произнес я по-английски.