— Смелее! — Грязнов сделал приветственный жест. — Проходите, не стесняйтесь. Я совершенно нестрашный. Разве что с виду…
— Да мы вас и не боимся… — сказал гость, шмыгнув носом.
— Так чего ж у двери стоите?
— Так… А вы действительно самый главный начальник? — спросил недоверчиво мальчик.
— Правда.
— Самый-самый?
— Пожалуй, что главнее меня никого нет в этом здании… Хочешь проверить мои документы?
Так как парнишка не улыбнулся, а лишь опять шмыгнул носом, генерал, ухмыляясь про себя, достал из кармана удостоверение МУРа и протянул мальчику. Мальчик внимательно изучил удостоверение, исподлобья взглядывая на Грязнова, как это делают таможенники на вокзалах. Вид у него стал гораздо более свободный, словно он все опасался чего-то и вдруг успокоился.
— Тогда нам надо с вами серьезно поговорить. У нас для вас важные сведения, — сообщил посетитель.
— Ну так, — сказал Грязнов, забирая у парня свое удостоверение, — теперь, когда вы знаете, что меня зовут Вячеслав Иванович — а для некоторых и дядя Слава, — сказал он, строго и свысока поглядев на детей, — неплохо бы и вам назвать свои имена и присесть, чтобы нам было удобно беседовать.
— Николай, — сказал мальчик, — А она вот — Соня.
— Очень приятно, — отреагировал Грязнов, — хотите чаю?.
Он нажал кнопку и попросил секретаршу принести два стакана.
— Ну-с… — Генерал приготовился слушать, но гость его уже отвлекся.
— Ух ты! — воскликнул он. — Ну тут у вас и кресло!
— Хочешь в нем посидеть? — спросил Грязнов.
Парень кивнул.
Вот так и случилось, что беспризорник Коля, болтая ногами, сидел в кресле начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, а сам генерал расположился при нем на стуле для посетителей, приготовившись слушать. Скромная, стесняющаяся незнакомых людей девочка Соня отошла и села в уголок на диван, дуя на горячий стакан и держа его обеими руками.
— Так что вас привело ко мне, Николай, — спросил Грязнов, — надеюсь, не пустое любопытство?
И тут Николай вздохнул тяжело, отставил стакан и принялся рассказывать:
— Ну, значит, так… Сам я немосковский, издалека… Бродяжу туда-сюда, в Москву часто к вам приезжаю — больно мне город ваш нравится, жить здесь хочу; вот вырасту и непременно в Москве жить буду. Вот… Ну и, короче, на вокзалах-то не очень, там и бомжи пихают, и ваш брат — милиционер… Вот, и так было, что я уже два дня не жравши — ну таскал из помойки у забегаловок ништяки… остатки в смысле, только там народ голодный подобрался — мало что оставляли, так, засохшую корочку в кетчупе… Я уж думал — все, или дуба дам, или украду чего, больно домой возвращаться не хочется. Ну и вот подваливают ко мне два типа в шляпах, аккуратные такие, типа того что — жрать, наверное, хочешь, пойдем, мы тебя на халяву ужином накормим. Ну я ж не дурак, знаю, что бесплатный сыр в мышеловке, и спрашиваю: а что мне нужно будет делать? Ну а они: ничего, мол, может, пару фотографий с тебя сделаем… Ну, думаю, с фотографий с меня не убудет… Вот, и привезли меня на квартиру, я сперва идти не хотел, потом подумал: авось не убьют… Действительно, ужином накормили, картошка там, хлеб, огурцы, потом еще заставили ванну принять — ты, говорят, грязный… Я уж думаю: усыновить они меня, что ль, хотят? Да не, не похоже было. И что интересно — типы такие модные, красивые, а квартирка так себе, вонюченькая, хоть и большая, дряни там всякой полно, лестницы какие-то старые, газеты на полу… Правда, техника: видак там, телик, и еще какие-то такие штуки к потолку прикручены, лампы большие в фольге, когда горят — очень жарко от них. Только одна комната и есть хорошая, и то напоказ — они там кино снимают, это они мне, значит, сказали… Ну вот, а потом спать меня отправили.
Уже в первые пять минут Грязнов нахмурился, потом вообще помрачнел как туча, потом прервал рассказчика и спросил:
— Может, есть хотите? — и распорядился принести поднос с обедом из столовой.
— Ну вот так я и попался, — рассказывал между тем Коля, болтая ногами, — иногда приводили каких-то наших… В смысле молодежь, — пояснил Коля. — Но мне сперва понравилось — не на вокзале ночевать, думаю, перебьюсь как-нибудь, поосмотрюсь… Ну и потом тоже ничего было, иногда смешно. Фотографировать меня не стали, а вот в кино хотели снимать. Правда, не сняли… Да какое там кино — глупость одна. Камерка маленькая, они с руки ею снимают, а потом смотрят в окошечко, что получилось. И снимают-то такое, что сказать стыдно. Я бояться стал — думаю, а ну как они сумасшедшие? Нет, гляжу — не сумасшедшие. Просто им за это бабки текут, от тех, кто это кино покупает; а вот те, я так понимаю, точно сумасшедшие… Ну а мне какой интерес на потеху психам плясать?
Ну а потом надоело — глупости все это, думаю. Ну мы и сбежали с Сонькой… Она вообще ничего, хоть и девчонка, не трусиха какая-нибудь, только молчит много, но я уж привык. Даже хорошо — другие девчонки, бывает, все время трещат, так что голова звенеть начинает…
— Сколько человек было в квартире? — спросил Грязнов, доставая лист бумаги из ящика стола, откручивая колпачок ручки и внимательно слушая мальчика.
— Да всего два, еще иногда тетка приходила, большая, голос такой еще громкий, вот она всех гоняла-то!
— А зовут их как, ты знаешь? Внешность описать можешь?
— Да могу, но вот зовут как… Они и по именам-то друг к другу не обращались. Щербинин, кажется, одного звали. Другого Авербух… И Мотя…
«Мотя, — автоматически отметил Грязнов, — где-то я уже слышал это имя совсем недавно…»
— А как обращались?
— Да нормально… Они за нами и не смотрели почти. Я так понимаю, у одного денег было меньше, а у другого больше. Вот он и шумел… А вот тетку я помню, зовут Лейла.
— Ну и что, что-нибудь необычное делали с тобой? — осторожно спросил Грязнов, чтобы не испугать и не задеть мальчика.
— Да нет, — пожал плечами мальчик и цинично усмехнулся, — не успели… Вы зря думаете, что я маленький, — пояснил он важно, — я с десяти лет из дому бегаю, меня все ловят и отправляют обратно, а я опять…
— Что, так плохо дома? — поинтересовался генерал сочувственно.
— Да не очень. Отец пил, дрался… Пока не посадили… Ну сами понимаете. Так что я немаленький, вы не глядите, я уж столько повидал, что не каждый большой, наверное, столько видел. Ну вы, наверное, видели, — примирительно поправился Коля, — вы ж милиционер, да еще начальник… И вы старый…
— Ну спасибо, — усмехнулся Грязнов, — давай рассказывай дальше… Да погоди, что-то у тебя нос прохудился — вот на тебе мой платок пока, он чистый… Рассказывай, я слушаю.
— Ну и вот. Ничего такого… Вообще-то вот что, — сказал он, подумав, — мне-то там ничего было, может, я бы еще погодил бежать, только вот
Сонька плакала. Дядек этих она боялась, по маме скучала. Она говорит, что другая девушка видела, как пацана убили и на пленку сняли… Что ей там делать? Ей и жить есть где.