— Ага, подлечись. Тем более что бесплатно.
— Так ведь склероз не лечится.
— Разве? Хм, смотри-ка…
— Эдуард Николаевич. — Грязнов посмотрел на Лидского так, как обычно добрый хозяин смотрит на провинившуюся собаку.
Лидский вытер рот мятой салфеткой и, подхватив портфель, вышел на улицу.
— Эдуард Николаевич! — выбежал вслед за ним Денис.
— Знаешь что, дорогой. — Лидский неохотно остановился. — Дружба дружбой, а…
— Я как раз хотел поделиться с вами табачком. У меня его много. Отборный табачок, вам понравится.
— Отборный?
— Сибирская махорка. Но и вы уж в долгу не останетесь, правда?
— Нет, у тебя не склероз… — Лидский повнимательней пригляделся к Грязнову.
— А что?
— Пока не знаю… Консилиум надо собирать…
Лидский был явно заинтригован. Он повел Дениса в свой просторный кабинет, сказав на проходной охране:
— Этот товарищ со мной.
Грязнов представлял себе интерьеры городской прокуратуры несколько иначе, пафоснее, что ли. Но вместо мраморных лестниц и колонн он обнаружил узкие коридоры с протертыми ковровыми дорожками.
— Проходи, садись где больше понравится. — Лидский попытался распахнуть фрамугу, но там что-то заело. Пришлось взбираться на стул.
Денис поставил на стол диктофон и, не в силах сдержать ехидную улыбочку, вдавил кнопку «пуск».
«У нас есть, наверное, враги, вот вам бы их поискать», — сказал Сабанов.
«Так вы считаете, что вашу фирму обанкротили враги?»
«Скажем мягче — конкуренты…» — понеслось из динамика.
— Черт! — Лидский чуть не упал со стула. — Это же мой голос!
— Неужели? — Грязнов вдавил кнопку «стоп». Его улыбочка стала еще ехиднее.
— Это же мой голос! — утвердился в своей догадке Эдуард Николаевич.
Он прыгнул так стремительно, что Денис едва успел схватить диктофон и спрятать его за спиной.
— Отдай! — как-то по-детски потребовал Лидский. — Дай сюда! Включи! Это мой голос!
— Табачок! — напомнил Денис.
Эдуард Николаевич сдался. Скинув пиджак, он сел на краешек стола и азартно щелкнул подтяжками:
— Вот молодежь пошла!
— Не угонишься… — согласился Грязнов.
— Ну было, было… — Лидский многозначительно посмотрел в потолок. Точь-в-точь как до этого на студии делал Максимов. — А умышленное банкротство, как ты понимаешь, — это только повод, зацепка… В общем, представь… Идет аукцион. Кто-то немыслимо задирает цену. Ну, скажем, до миллиарда. Это я к примеру, просто схема эта отработана, а разброс цен гигантский, в зависимости от товара. Так вот, кто-то задирает до миллиарда. Конкуренты, разумеется, лапки кверху. А потом этот самый покупатель под благовидным предлогом отказывается от лота, и он автоматически переходит в собственность… Чью собственность?
— Чью?
— Того, кто остался на втором месте, дурная твоя башка!
— А смысл?
— И этого не понял? — искренне удивился Эдуард Николаевич. — Вот молодежь! Это же один и тот же фигурант! И тот, кто задрал цену, и тот, кто остался на втором месте! Вот только хрен докажешь!
— Не доказали?
— Куда там!
Денис протянул Лидскому диктофон.
— Откуда? — спросил тот.
— Сейчас сами все поймете…
— Они что же… Все сами записывали, что ли? — ужаснулся своей догадке Эдуард Николаевич. — Черт, надо было их обыскать…
Лидский дослушал кассету почти до конца, но не выдержал, нажал на «стоп»:
— У тебя еще есть?
— Целый пакет.
— Вот мерзавцы… Ладно, дома внимательно изучу всю эту шпионскую фонотеку. А теперь слушай, что там происходило на самом деле…
— Повтори… — потребовал Сабанов.
— Только по вашему сигналу, — сказал молоденький охранник.
Застегивая ширинку, он вышел из туалета и, поклонившись какой-то даме, толкнул массивную дверь.
В клубном зале было людно и наэлектризованно. Шел активный торг. На дощатой сцене стояла трибуна, с нее-то и вещал аукционист, размахивая молоточком. То и дело в разных концах зала поднимались таблички с номерами.
— Семнадцатый номер — пять миллионов раз… — Аукционист сделал паузу, а затем резко стукнул молотком по трибуне. — Два-три-продано!
Зал вздохнул. Не то с облегчением, не то разочарованно.
Охранник занял место в середине пятого ряда. В соседнем кресле сидела Галина…
— На продажу выставляется лот номер три! — торжественно объявил аукционист. — Нефтяное месторождение «Северное». Стартовая цена двадцать три миллиона… Вижу, номер семнадцать — двадцать три миллиона пятьсот тысяч… — он указал молотком куда-то в глубь зала. — Номер пять — двадцать четыре миллиона… двадцать четыре пятьсот — тринадцатый номер… номер, простите, не видно, тридцать седьмой — двадцать пять миллионов…
Галина подняла над головой табличку.
— Сорок третий номер — двадцать пять миллионов! Тринадцатый номер двадцать пять пятьсот!
Но тринадцатый номер не опускался…
— Да, молодой человек, прошу вас, вы что-то хотите?..
— Миллиард! — громко произнес охранник.
— Раз! Два! Три! Продано! — стукнул молотком аукционист.
Охранник поднялся со своего места и направился к выходу.
Собравшиеся в зале молча провожали ошарашенными взглядами охранника.
Все, кроме Галины. Она смотрела прямо перед собой и загадочно улыбалась краешками губ.
Джоконда…
Петров набил трубку, посмотрел на камин и сказал:
— Ну, мистер Холмс, рассказывайте.
— Тогда уж хереса не хватает, — улыбнулся Денис.
— Это легко. — Петров наклонился к бару и вынул в хрустальном графине золотистый напиток, налил по рюмке, поднял, посмотрел сквозь стекло на огонь.
— Мы-то всегда думали, что херес самое дешевое пойло, а вы уже знаете, что это изысканнейший напиток. Да, мне нравятся молодые, они теперь как старики. Те, старые старики…
Грязнов пригубил вино.
— Так вот, доктор Ватсон, жили-были пятеро друзей, с детства — не разлей вода, — начал он размеренно. — Выросли, возмужали, породнились. Хорошие были ребята. А потом некий добрый Дед Мороз вручил им деньги.
— Скорее не Дед Мороз, а Кощей Бессмертный.
— Он тогда еще этого не знал. Он думал, друзья применят деньги к пользе дела и отечества.