— До сих пор было принято похищать детей из богатых российских семей, — заметил Шаравин. — Все-таки Москва, как верно заметил Денис, не Чечня или Дагестан, где все друг друга давно и хорошо знают. А у Рамзана Хубиева пять сыновей и еще пропасть племянников. Прибавьте к этому кровную месть, которая может длиться веками, помноженную на чадолюбие.
— А вам не кажется, что Рощина в это втянули? — предположил Денис. — Собирались и на самом деле эту девчонку, того, умыкнуть, но тут поступил заказ на Рощина. И решили убить одним выстрелом двух зайцев. Вернее, ее похитить и заодно от него избавиться. Что-то ему пообещали. И он купился. С его-то опытом и умом игрока. Уж как он нас всех водил за нос! Только раз прокололся с этим Корягиным. И то вышел почти сухим из воды.
— Ты прямо зауважал его… — сощурился Турецкий. — А кто этот человек, как вы думаете, кто ему пообещал и кому он полностью доверился?
Шаравин и Грязнов переглянулись, пожали плечами.
— А вы как думаете? — спросил Шаравин. — У вас есть какие-то предположения?
— Есть, — сказал Турецкий, подумав. — Только предположению еще рано становиться подозрением. Я уже не говорю про убеждение.
— Дядь Сань, извини, что перебиваю, — горячо заговорил Денис. — Но мне кажется, что тот, кто эту акцию придумал и осуществил, — рисковый человек. И далеко рассчитал свою многоходовую комбинацию. И она ему удалась… Словом, есть такой человек. И ты наверняка уже его знаешь. Только вслух пока не называешь. Так и не надо.
— Хочешь сказать, нам следует ожидать от него очередных ходов? В продолжение этой комбинации? — задумчиво спросил Турецкий. — Пожалуй… Что ж, тогда все дела об убийствах, к которым Рощин имел самое непосредственное отношение, и о его собственной смерти мы постараемся взять на себя. Наверняка они взаимосвязаны. Я прямо сейчас иду к Курбанову.
Он встал из-за стола и направился к двери, но потом остановился, обернувшись к Шаравину:
— Витя, ты мог бы прямо сейчас позвонить в Дагестан к Хубиеву или еще как-то связаться с ним, чтобы узнать, кого он подозревает в похищении дочери или кто за этим стоит? У тебя есть номер его телефона?
— Да, я записал… — Он достал записную книжку и перелистал. — Вот, Рамзан Магомедович, так, а это номер его сотового. О чем его спросить?
— Объясни ему, что ты звонишь из прокуратуры, что мы обязательно обратимся к нему официально, но несколько позже, поскольку нам еще не передали дело об исчезновении его дочери, а время не ждет. Звони, я подожду.
Шаравин набрал номер, было занято.
— Звони еще, — кивнул Турецкий. — Я подожду.
Только через десять минут Шаравин услышал
длинные гудки, затем послышался женский голос, прерываемый хоровым плачем женщин и детей. Женщина спросила что-то не по-русски, похоже, назвала чье-то женское имя.
— Здравствуйте… Рамзан Магомедович дома? — громко спросил Шаравин. — Я следователь Генпрокуратуры Шаравин Виктор Николаевич. Речь идет о похищении вашей дочери…
— Да, это большая беда, Виктор Николаевич! Люд-милочка наша у вас там, в Москве, пропала! Наши ребята там ее охраняли, оберегали, а их так зверски убили! За что? И потом, ваша милиция Людмилочку увезла, и никто ее больше не видел… Что ж у вас там, в Москве, творится? У нас в народе так говорят: как эта перестройка началась, так одни перестрелки пошли! И уж сколько народу замучили и поубивали! Конца этому нет…
— Кто это? — Охрипший мужской голос прервал ее причитания. — Вас плохо слышно!
— Здравствуйте, Рамзан Магомедович, — громко поздоровался Шаравин. — Я следователь Генпрокуратуры Шаравин Виктор Николаевич. Я сейчас звоню из прокуратуры…
— Откуда? — переспросил отец похищенной.
— Я в Генпрокуратуре!
— Тебя арестовали, да? За что? Если ты порядочный, хороший человек, за что они тебя арестовали, ты можешь сказать? Тебе нужны деньги, чтобы заплатить залог? Сколько?
— Нет-нет, Рамзан Магомедович, меня не арестовывали и поэтому платить за меня залог не нужно… — Шаравин показал кулак прыснувшему Денису. — Я сам следователь! Уже возбуждено дело о похищении вашей дочери. Мы хотим узнать от вас, кто здесь мог ее похитить?
— У меня нет врагов в Москве! — сказал Хубиев.
— Но ваши враги не обязательно находятся в Москве! — почти крикнул Шаравин. — Они могут быть рядом с вами.
— У меня здесь враг только один! — гордо ответил Хубиев. — А так больше завистники, а они хуже врагов. Или соперники и конкуренты. Тенгиз Могуев мой враг, но я не могу на него так подумать! Наши роды давно враждовали, но сейчас другое время, и мы с ним цивилизованные люди. Тенгиз, когда узнал о похищении моей дочки, передал мне через соседей соболезнование, хотя сам ко мне не пришел, как другие, чтобы разделить мое горе. Нет, не верю, он не мог так поступить! Я про него никогда так не подумаю…
— А другие? Вы же говорили о ваших завистниках.
— Я никому ничего плохого не сделал… — Голос Хубиева дрогнул. — А хорошего людям сделал много. И никто не посмеет мне бросить в лицо, что я никогда не помогал соседям! Завтра мои сыновья и племянники вылетают в Москву, они там на месте сами разберутся, сами найдут ваших милиционеров, раз они этим занимаются, и со всеми там на месте разберутся!
— Представляю… — пробормотал Шаравин.
— Что ты сказал? — переспросил Хубиев. — Я плохо тебя слышу.
— Скажите, похитители к вам обращались? Они выставляли какие-то требования или условия?
— Нет, но мы каждую минуту, каждый час ждем, когда к нам позвонят. Или подбросят письмо. Но я знаю, что они скажут или напишут. Чтобы я не говорил никому ни слова, ни милиции, ни прокуратуре.
— Если вам будет не трудно, уважаемый Рамзан Магомедович, поставьте меня об этом в известность.
— Нет, дорогой следователь, не расслышал твоего имени-отчества, — воскликнул Хубиев.
— Меня зовут Виктор Николаевич…
— Очень хорошо, Виктор Николаевич… А телефон дашь?
— И телефон дам, и рабочий, и домашний, — пообещал Шаравин. — Записывайте… Так что вы хотели сказать?
— Слушай и запомни, дорогой Виктор Николаевич! Я не стану рисковать здоровьем и жизнью своей дочки! И даже не упрашивай. Либо я сам ее освобожу, либо сам за нее заплачу. Дом продам, все отдам, что нажил, лишь бы она ко мне вернулась! И уже ни в какую Москву больше ее не отпущу!
— Я вас прекрасно понимаю… — ответил Шаравин. — Но я еще хочу вам сказать: не надо бы вашим сыновьям сюда прилетать. Мы обязательно найдем похитителей, переодевшихся в милиционеров.
— Я уже сказал: разберусь сам, — гневно ответил Хубиев. — И до свидания, передайте поклон вашей семье. Аллах да облагодетельствует нас своей милостью, вернет мне мою дочь живой и невредимой, и мы обязательно еще увидимся.
Шаравин отключил сотовый, посмотрел на Гряз-нова, зацокавшего языком.