Игорь снова нос из маски:
— Я-то готов, тетя Оля, а мама волнуется.
— А на то они и мамы, чтоб волноваться, — бодро заметила Оля, наклоняясь к Светлане Владимировне. — Сергей Александрович просил напомнить. Он у себя.
— Да-да, я сейчас зайду, — заторопилась женщина. — Ну, хорошо, мой маленький, — с трудом сдерживая дыхание, наклонилась она к сыну, — лежи, мой хороший, готовься… Ты у меня настоящий герой!
— Как наш папка… был?
— Да, как он…
Светлана Владимировна, может быть, слишком торопливо покинула палату, но Оля понимала ее состояние: мать и без того держалась из последних сил. И мальчик — такая умница, и какая жалость, если… Ну почему всегда получается, что хорошим людям не везет, а всякая дрянь… Ох, грех на душу, а что поделаешь!.. Из-за каких-то проклятых «баксов» жизнь человеческая валится под откос…
Но это уже не Олины мысли были, а Светланы Владимировны, ибо она знала, о чем пойдет в очередной раз речь у хирурга…
А Оля внимательно разглядывала показания приборов, бросая косые взгляды на мальчика и наблюдая, как менялось выражение его лица — с якобы безмятежного на страдальческое, болезненное. Было понятно, что он очень устал от краткого разговора с матерью.
— Плохо, Игорек? — спросила Оля, набирая шприцем лекарство для внутривенного вливания. Капельница нависала над кроватью, а на сгибе локтя мальчика был прижат пластырем катетер, куда Оля собиралась теперь вставить иглу капельницы. — Ты уж потерпи еще немного…
И подумала: «Немного — это сколько?…»
— Потерплю, — прошептал он. — Маме не говорите, тетя Оля…
Сергей Александрович в зеленом костюме и тщательно отглаженном, ослепительно белом халате писал что-то, сидя у своего стола. Он мельком взглянул на вошедшую после короткого стука Светлану Владимировну, кивнул ей, так же, кивком, указал на стул и продолжил свою писанину. Наконец закончил писать, снял очки и отложил их в сторону. На последний лист положил два других, тоже исписанных, и скрепил их степплером.
— Вот и все, — сказал как бы самому себе. — А к вам, Светлана Владимировна, вопрос у меня только один и не новый. Как у вас с деньгами?
— Я думаю, что все будет в порядке. Мне обещали помочь… коллеги… у нас на производстве. Твердо обещали.
— Ну, и слава Богу. Хорошие у вас коллеги. Значит, операцию не откладываем. Вам известно уже, чего мы опасались…
— Да-да, упаси, Боже! — почти взмолилась Светлана Владимировна, для которой отек легких у сына означал его верную смерть.
— Вот здесь, — говорил между тем доктор, — я подготовил для вас полный список тех лекарств, которые нам необходимы. На первой страничке — то, что нужно будет, самое позднее, послезавтра утром, перед операцией, для химиотерапии. На второй, — он перекинул страницу, — то, что на следующий день. И, наконец, третья — на последующие двадцать дней. А вот это, — он придвинул к себе маленький, рецептурный листок и стал снова писать, — адрес и фамилия того господина, который обеспечивает донора и передаст вам требуемые лекарства для подавления развития раковых клеток. Мы проведем стернальную пункцию… Ну, чтоб вам было понятно, прямое переливание костного мозга. И введем здоровые стволовые клетки, вам наверняка уже приходилось слышать такое название… Я пишу его телефон, зовут Семен Абрамович, созвонитесь — от моего имени — и подъезжайте. Это недалеко от центра, на Кожуховской набережной.
— Когда, доктор? — Светлана Владимировна замерла от страха: денег-то еще не было.
— Как говорится, — улыбнулся тот, — как только, так сразу. Можете сегодня, если еще успеете. Можете завтра. Но не позже. И не волнуйтесь, у меня с ним тоже договоренность… твердая. Он, как это теперь называется, посредник. Но нас еще ни разу не подвел, не подставил… — Лицо Сергея Александровича стало немного хмурым. — Я прикинул, выходит, в общем, как раз около семи тысяч долларов. Хотя курс и немного скачет. Ну, придется предусмотреть и это обстоятельство, сами понимаете.
— Скажите, Сергей Александрович… — начала Васенина и замолчала.
— Да, я слушаю вас?
— А сколько…
— Что именно? — доктор посмотрел на нее и улыбнулся. — Ну, смелее.
— Сколько будет стоить сама операция? — решилась, наконец, она.
— Это в каком смысле? — словно бы удивился доктор, но глаза его были серьезны.
— Ну… Сколько я буду должна вам лично?… Я же понимаю…
— Ничего вы не понимаете, — хмыкнул доктор. — Светлана Владимировна, возможно, я вас несколько разочарую, но, видите ли… как бы сказать? Я — хирург, а не взяточник. И те деньги, о которых мы с вами говорим, пойдут исключительно и целиком на необходимые лекарства и донора. Вы должны знать, что нам нужен не первый попавшийся донор, а только тот, генетические показатели которого совпадают с показателями мальчика. И соответствующие лекарственные препараты, которых вот тут, у нас, — он потряс разведенными в стороны руками, — просто нет. Это понимаете?
Она неуверенно кивнула и хотела еще что-то добавить, но он опередил:
— Вот и славно. — Доктор снова улыбнулся. — И не извиняйтесь. Я тоже прекрасно вас понимаю. Я ведь не в облаках витаю, а живу, как и вы, на грешной земле. Ну а если теперь жизнь вот так поворачивается, что же нам с вами остается? Противостоять, по мере сил… А вот почему я оперирую долларами, объясняю. Все эти лекарства импортные, и оплачивать их вам придется в валюте. Имейте это в виду и заранее поменяйте деньги.
— Спасибо, доктор, — едва не плача, сказала Светлана Владимировна, вставая. — Но как я могу, чтобы вы?…
— Ну, если уж очень хотите, — он подчеркнул слово «очень», — тогда давайте дождемся конца операции, и когда все закончится благополучно, а так и будет, я уверен, вы зайдете ко мне, и я налью вам и себе по маленькой рюмочке коньяку. И мы с вами чокнемся. Так? — Он засмеялся. — А потом закусим каким-нибудь пирожным, которые, я слышал, с успехом выпускает ваша фирма. Только учтите, что ни теста, ни сладкого я фактически не ем, но лично для вас, так и быть, сделаю такое крохотное, — он показал двумя пальцами, — исключение. А теперь бегите и держите себя в руках. Мальчик у вас — просто молодец! Мужественный человечек…
Об этом разговоре Антону Плетневу рассказали Элеонора Владиславовна и Светлана Владимировна, примчавшиеся в «Глорию» в таком состоянии, будто на их глазах только что ожила, стала несусветной реальностью картина «Последний день Помпеи».
Хорошая, почти в натуральную величину, копия этого широко известного полотна висела в холле агентства, как раз напротив входных дверей, приобретенная у какого-то способного копииста еще прежним, покойным ныне, директором Денисом Грязновым. Считалось, что посетителям, приходящим в поисках помощи в охранно-разыскное агентство, собственные страхи и мытарства на фоне подлинного исторического кошмара не будут казаться столь уж тягостными и безнадежными.