Словом, Турецкого «несло», как в свое время Остапа Бендера. Причем, был же повод! Наконец, Александр остановился, сделал паузу и неслышно выдохнул. И увидел изумленную физиономию Меркулова. А что, нельзя исключить, что Саня и сам обалдел бы, услышав такую речугу в собственный адрес, например. Между прочим, Марго тоже короткое время молчала, возможно, переваривая услышанное. А затем, словно ветерок из Франции, принес к нему ангельский голос, в котором фразы перемежались нежными, чувственными вздохами:
— Ах, Алекс, если б ты знал… — Марго прекрасно владела русским. — Как я обожаю нашу молодость, когда мы были все вместе… Много светлых надежд… Любви…
Связь была отличная, и Меркулов слышал каждое слово, каждый вздох. Казалось, глаза у Кости вообще вылезут на лоб. Но очарование закончилось, как все мимолетное и прекрасное на свете.
— И пусть время прошло, — продолжала Марго, постепенно понижая градус чувств, — но мы все равно любим друг друга. Правда, Алекс? — Затем раздался ее обворожительный, мягкий смех, и, не дожидаясь ответа, она сказала уже деловым тоном: — Тогда давай обсудим нашу проблему…
«Молодец, Пит, — думал, слушая Марго, Турецкий, — объяснил нашей мадам в самом лучшем виде. Никаких дополнительных комментариев ей и не требовалось. Впрочем, нельзя исключить, что сложившаяся ситуация в отдельно взятой московской школе с углубленным обучением французскому языку ничем не отличается от десятков, а то и сотен подобных ситуаций в других странах и регионах. Чему ж удивляться?»
Умница Маргарет, как и предполагал Александр Борисович, разобралась в сути истинно российских «заморочек», относительно «заморской халявы», совершенно правильно. И сделала соответствующий вывод, о чем и поставила в известность французское посольство в Москве. Оно должно было, в соответствии с выделенным грантом на обучение ученицы десятого класса московской школы номер и так далее, Махоткиной Людмилы Владимировны, победительницы на международной олимпиаде, организованной Департаментом образования во Франции, обеспечить ей возможность приезда к месту обучения в такие-то сроки и по такому-то адресу.
Короче говоря, приглашение является именным и передаче в другие руки не подлежит. Если же названная победительница отказывается от предложения французской стороны либо не может принять его по не зависящим от нее причинам — по состоянию здоровья, например, то данное предложение аннулируется. Коротко и ясно. Это приглашение следует получить во французском посольстве в Москве самой ученице лично и предъявить его по месту своего обучения. О чем, кстати, ей должно быть сообщено в соответствующих инстанциях Департамента образования в Москве и в указанной школе.
Как было известно Александру Борисовичу, Дине Петровне сообщила об этом решении французов директор школы Кросова. И тут же сделала соответствующее предложение передать его однокласснику Базыкину, за что Людмиле будут созданы определенные привилегии во время ее дальнейшей учебы в школе. Видимо, Кросова была не в курсе условий французской стороны, и буча поднялась там, где ее попросту и быть не могло. Не должно было. Или же директриса знала, однако на что-то надеялась. Но господин Базыкин, а также чиновники из московского окружного департамента образования, либо тоже не знакомые с установленными правилами, либо посчитавшие, что сами в силах изменить любые правила, которые их не устраивают, затеяли в школе нелепую возню. И дошло вплоть до реальных угроз и покушений, то есть наступающая сторона перешла к тем деяниям, которые предусматриваются конкретными статьями Уголовного кодекса Российской Федерации.
Вот, собственно, это и следует теперь довести до сведения господина Базыкина. А с чиновниками, которые уже успели собрать с него определенный «бакшиш» и здорово подставили, обманув своего мецената и спонсора в самых лучших его намерениях, пусть он разбирается лично. Что, очевидно, и произойдет — в соответствии с правилами, которые установил для себя молодой российский бизнес еще на заре своего существования. А правила, как известно, быстро не меняются.
А Люсе надо было поехать в посольство, созвонившись предварительно с атташе по культуре, и получить официальное приглашение. Знай она об этом с самого начала, уже давно бы готовилась к отъезду в Париж. И еще ей здорово повезло, что дядя Саша случайно повстречался с тетей Машей и решил помочь ей донести до дверей тяжелые сумки. Все в мире зависит от случая…
Разговор у Турецкого закончился на мажорной ноте. Марго пожелала удачи, пообещала, что при возможности обязательно познакомится с этой способной девочкой. Намекнула также, что будет рада, если Алекс, по дороге в Лондон, — она знала от Питера, что в Кембридже учится дочка Турецкого, — немного задержится в Париже, и они смогут посмотреть друг на друга. Приглашение ровным счетом ни к чему не обязывающее, но чрезвычайно приятное.
Однако взгляд Меркулова говорил об обратном. Мол, вот оно, очередное подтверждение!.. Ну, хорошо, когда Саня сам говорит о себе, что он бабник, это в порядке вещей — откровенная, честная самооценка, и не самооправдание, а как бы констатация незначительного биографического факта, не более. Но зачем же посторонним все время его носом тыкать? Чего добиваетесь, коллеги? Только разозлите. Ханжество было в чести в недавнем прошлом — не только в личном, но и в общегосударственном масштабе. Конечно, трудно переродиться за какие-то…
Он подумал и чуть за голову не взялся: мамочка родная, так ведь уже почти два десятка лет минуло! А мы еще — там…
Разумеется, возражения такого рода вызывали бурю чувств у верного своим принципам Константина Дмитриевича. Но в глубине души Меркулов все-таки понимал, что у Сани вся эта болтовня — определенная разрядка, даже в какой-то степени как отголосок борьбы с собственной строптивостью, а так-то он, конечно, нормальный мужик. Не без закидонов, что поделаешь, хотя время от времени его надо потихоньку ставить на место, возвращать, так сказать, в лоно.
Одним словом, содержательный у них получился диалог, и расстались друзья очень довольные друг другом.
Меркулов, отчасти успокоенный объяснениями Сани, проводил его до дверей кабинета, «помахав ручкой», и подумал, что торопиться со звонком в Хамовники ему, пожалуй, не следует. А вот когда сами позвонят, можно ответить, что да, конечно, в курсе, да вот прямо отсюда, из кабинета, недавно с Францией разговаривали, а как же!
А вот Ирина?… Ну, что можно сказать, Ирина?… С возрастом, конечно, портятся у женщин характеры. Или это мы им портим их? Вопрос был новый, прежде не задумывался Константин Дмитриевич, потому что в его доме подобных проблем отродясь не возникало. Никогда его Леля не высказывала ему претензий, тем более подобного рода, и вообще, дико звучит… Саня, естественно с издевочкой, утверждает, что он много потерял из-за этого в своей жизни. А Константин Дмитриевич что-то не замечал. Нет, не было у него потерь, связанных с женщинами, с какими-то привязанностями, о которых бы он сожалел. И это придавало ему уверенность в незыблемости собственных принципов. А эти… что с них взять? Учить — поздно, а не учить — нельзя. Вот и крутишься…
Турецкому позвонил Хромов из межрайонной Хамовнической прокуратуры.