— Слышь, Сан Борисыч, а ведь мой-то прозондировал, разговаривал с Меркуловым, да. А после меня позвал и говорит: не возражаю, побеседуй, зачем хорошему человеку неприятности? Представляешь? Он, правда, хотел сперва, чтоб я сам к нему съездил, неудобно, мол, отрывать, то, другое. А я говорю: заявления я ж не могу выносить, это ж важный документ! А он: дело-то не возбуждено, так что ж ты? А я: так потому и… чтоб предупредить. Мы к вам, мол, со всем отношением, уж и вы, пожалуйста. А заявителям попытаемся сами объяснить, чтоб миром у вас закончилось. Дошло, представляешь? Словом, послал я с курьером вызов, Базыкин поартачился, но пообещал прибыть в три. Ты как?
— То есть обязательно буду. И с очень хорошей информацией. Борис Сергеич, мой тебе нижайший поклон, требуй мзды, какой только пожелаешь.
Тот захохотал:
— Вот это, я понимаю, разговор! Ладно, созвонимся.
Турецкий в свою очередь захохотал, а Хромов озадачился: не понял, что смешного сказал.
— Да анекдот старый. Он и она разговаривают. «Ты меня любишь?» — «А я чего делаю?» — «Ты на мне женишься?» — «Созвонимся!»
Теперь хохотали оба. Что ж, дело сделано, Борис — молодец. Не надо набиваться на прием к великому спонсору и меценату, козырять какими-то «ксивами», общаться с волкодавами-охранниками. Папашка сам явится в прокуратуру, где ему все подробнейшим образом объяснят. Не поймет — другое дело. Но, скорее всего, худая слава Базыкину вовсе ни к чему.
Зная скрупулезность Агеева, когда речь заходила о вещественных доказательствах, Турецкий попросил Филиппа, еще когда только заявления готовили в милицию и прокуратуру, сделать расшифровку его «беседы» с Герасимчуком, со всеми его признаниями. К сожалению, за последние дни телефонные звонки с угрозами больше не повторялись, из всех «вещдоков» имелась только эта аудиозапись Филиппа и ее расшифровка. Впечатляющая, тем не менее. Базыкину, где речь напрямую идет о его помощниках, она доставит «удовольствие».
До трех еще было время. Филипп дежурил возле Динкиного университета на Таганке. На всякий случай, вдруг ей снова приспичит куда-то мчаться! Люся — в школе. Александр Борисович вдруг заметил, что время полетело как-то стремительно быстро. То тянулось, будто в ожидании каких-то событий, которые должны переломить плавное течение, а теперь сами события начали, в буквальном смысле, громоздиться друг на дружку. И вот уже и времени стало не хватать, изворачиваться приходится.
Конечно, идеальный вариант, это ткнуть официальным приглашением в морду этого строительного магната. Но за документом еще надо ехать, причем договариваться о встрече и ехать самой Люсе. Не одной, разумеется, а, желательно, с матерью. Обе должны быть свободны. А это у них, «обязательных» в своей жизни, тоже наверняка вызовет какие-то проблемы. Словом, все впереди. А для Базыкина достаточно, на худой конец, той информации, которую выдала Марго. Не поверит, его личное дело.
Далее, необходимо также в срочном порядке встретиться и побеседовать с директором школы. Это — проще, это можно сделать хоть сейчас, но тогда опоздаешь на разговор с Базыкиным. И в школе должен побывать именно Турецкий, а не, скажем, Филипп. Как же, свой округ, свой район, да и фамилия иногда мелькает. Опять же — сосед, опять же — заявление, а там — милиция, прокуратура… Нужна вам, госпожа Кросова, — тут только не ошибиться с одной буковкой в фамилии! — такая слава? Конечно, не нужна.
Но этот демарш будет удобен после встречи с Базыкиным. Может неплохо прозвучать: «Люсенька, ты подожди меня здесь, я сейчас побеседую с Аллой Максимовной и отвезу тебя домой». И пусть невольные свидетели размышляют, о чем это речь у них идет? Можно еще генеральский китель надеть, тогда вообще — сушите весла… А что, усмехнулся вдруг, шутка, а в ней может оказаться глубокий смысл. Ну, в прокуратуру, наверное, не надо, а в школу — запросто. С Филей посоветоваться только. Пускай постепенно, так уж и быть, забирает бразды правления в свои руки. Они у него крепкие, сумеет.
Странное ощущение испытывал Александр Борисович. Оказывается, заманчиво не только себе, но и другим как-то устраивать «приятности» в жизни. После разговора с Костей он почувствовал, что этот чуть было действительно не начавшийся флирт с Диной, в котором бы он, несомненно, победил, не был для него крайне необходимым, вроде как акт спасения какого-то. От чего, собственно, спасаться, или от кого, от Ирки, что ли? Глупость. Ну, нет, значит, и нет. И на душе сразу полегче станет. А все, что касается Люськи, это другое дело. Помогая ей, Александр Борисович словно видел перед собой свою Нинку, которую очень любил и при этом многого недодал в ее набирающей стремительную скорость жизни. Ничего, догоним, был уверен Турецкий и уже твердо решил для себя, что постарается сделать так, чтобы самому проводить Люську в Париж, а оттуда самому — прямиком в Лондон. Зачем? Друзей посмотреть, себя показать? И это — тоже. А если Ирка захочет, пусть и она поедет. Годы уходят, не все ж ей в Прибалтику сбегать от неверного супруга?…
Идею с «виц-мундиром», как словесно обозначил ее Филя, он категорическим образом утвердил. Самое то! А главное, от девчонки отстанут — сколько ей там ни осталось, а четверть-то закончить надо. Порядок должен быть…
А еще он сказал, что строго-настрого запретит Дине Петровне показывать нос из университета, пока он не вернется за ней, а сам тем временем слетает к Людмиле и прояснит обстановку с «крысой». Простой человек Филя легко осваивал молодежный сленг. И был «легок на ногу». А может, что-то иное придавало ему дополнительные силы, а? Вот оно, что значит вовремя сойти с беговой дорожки, уступив ее сопернику. Тут порой и сам не знаешь, что лучше. Но в любом случае, как говорят спортсмены, побеждает дружба…
Ровно в три Александр Борисович вышел из машины и, помахивая кожаной папочкой, вошел в здание межрайонной прокуратуры. У входа никаких «крутых» автомобилей он не увидел и решил, что Базыкин еще не прибыл. И не ошибся. Борис сидел в одиночестве в ожидании Григория Илларионовича и перечитывал, будто пытался открыть для себя какие-то несуществующие детали, заявления матери и дочери Махоткиных.
Турецкий поздоровался, протянул несколько страничек распечатки и сказал:
— Вот, погляди, тут есть любопытные признания. Я даже думаю, можно эти бумажки с копией аудиозаписи подарить нашему боссу на память.
И сел в сторонке. Борис читал и хмыкал.
— Да, — сказал, улыбаясь. — Приятный сюрприз. Ну, так как? Я поговорю по поводу заявлений, дадим ему высказаться, а потом ты, что ли, из главного калибра? Или есть варианты?
— Есть, для упрощения… — как бы неохотно сказал Турецкий.
— Ну, давай!
— Понимаешь, Борис Сергеич, нам с тобой надо заставлять этого… дядю краснеть? Думаю, нет. Да и наблюдать сам процесс, поверь, со мной случалось, дело не выигрышное. Он же за свое поражение способен смертельно возненавидеть окружающих и, в первую очередь, тех, перед кем виноват. А свирепая сволочь опасна. Может, несколько иначе поступить?
— Ну, давай, давай, не тяни, а то он подойдет.