— Я дурак! — воскликнул он покаянно. И, повернувшись к удивленно уставившемуся на него Турецкому, уточнил: — Ну просто полный идиот… Сам-то почему не додумался!
— Покаяться успеешь всегда, — ухмыльнулся Турецкий, — особенно если начнешь с сути! В чем дело?
— Так ведь при мне там какая-то тетка объявление на дверь вывешивала: им срочно требуются санитары. То есть один санитар! А вдруг уже нашли? А вдруг нашего не возьмут? У них там теперь наверняка стало строго с людьми после всего…
Александр Борисович медлил не более секунды, прежде чем нажать клавишу селектора:
— Наташенька, где у нас Агеев?
— Филипп только что звонил, он у Пети Щеткина по «китайскому» делу. Что ему передать?
— Чтобы срочно все бросал и дул в контору!
— А что, — ядовито поинтересовался Николай, — наш гениальный Плетнев один не справляется?
Так же как и все посвященные в упомянутое дело, Щербак считал вариант заказного убийства Мальцева полной чушью. Вот только в отличие от своего шефа не понимал, чего ради Меркулов их озаботил этой ненаучной фантастикой.
— Плетнев сейчас, надо полагать, где-нибудь обедает, после чего возобновит наружку за подозреваемой, прерванную по объективным причинам, — пояснил Турецкий. — Вообще-то я сам ему порекомендовал в случае надобности привлекать Филю… Так, давай-ка к делу: говоришь, нашего могут и не взять?
— Могут, — кивнул Щербак. — Во всяком случае, сам Хабаров теперь точно настороже…
— Значит, придется подстраховаться… Иди к Максу, пусть в срочном порядке нашлепает рекомендацию от… Ага, от военного госпиталя… Да, того самого: фамилия заведующего отделением смешная — Пушкин. С доктором своим я сам договорюсь. Он меня за то, что я оказался таким не в меру живучим, на всю оставшуюся жизнь полюбил!
Александр Борисович поглядел на Галочку и с невольной гордостью за себя, любимого, улыбнулся.
— Да, и про трудовую книжку, конечно, пусть не забудет… Понятно, что все на имя Aгеева.
— Уже бегу! — Коля вскочил на ноги. — Если получится, будет здорово: я вроде бы веду официальную линию, а он…
— Погоди радоваться заранее, — остановил его Турецкий. — Во-первых, пока еще ничего не получилось, ты прав, могли ведь и опоздать. Во-вторых, насчет «официальной линии»… — Понятно, что в ближайшее время тебе необходимо познакомиться с обеими вдовами предыдущих жертв. Ладно, насчет бумаг по несчастным случаям я с Петей Щеткиным сам созвонюсь…
— Я уже договорился с вдовой Уварова на сегодня на вечер, — кивнул Щербак, — вдове Рубиса еще не звонил.
— Значит, позвони. Вот теперь можешь идти, не забудь сказать Максу, что все очень срочно.
Дверь за Николаем закрылась, и только после этого Галочка Романова позволила себе легкий вздох:
— Я вам больше не нужна, Сан Борисыч? Турецкий невольно улыбнулся ее жалобному тону:
— Ты нам всегда нужна, Галинка. И будешь нужна, чует мое сердце, еще не раз… Просто пока у тебя есть возможность передохнуть от нашего общества. — И чтобы Романова совсем не скисла, добавил: — Но на всякий случай будь на связи, идет?
Распрощавшись с Галочкой, он некоторое время сидел, глубоко задумавшись. И у него, как у Романовой, было не самое лучшее настроение… Только что завершившееся совещание с оперативниками слишком остро напомнило ему о временах, ушедших — пора это признать — навсегда. Разве не так же вот собирал он когда-то свою команду в кабинете на Большой Дмитровке в преддверии и в процессе расследования очередного головоломного дела? Сегодня здесь не хватало еще Володьки Яковлева-младшего и, конечно, Славки…
Имя старого товарища, генерала Грязнова, вызвало у Александра Борисовича и другие, еще менее приятные мысли. И ему вдруг невыносимо остро захотелось услышать хотя бы его голос. А, собственно говоря, почему бы и нет?! С учетом того, что, в отличие от Генпрокуратуры, лимита на международные звонки в «Глории» никто не устанавливал, а входящие на мобильники теперь и вовсе бесплатные…
Турецкий решительно потянулся к трубке городского телефона и начал набирать знакомый номер, который помнил даже во сне… И сам себе не поверил, когда буквально после второго длинного гудка прямо в ухо прогремел абсолютно родной грязновский бас, да так отчетливо, словно Вячеслав Иванович находился в соседней комнате, а не за тысячи километров от столицы.
— Привет тебе, старичок-лесовичок! — Александр Борисович широко улыбнулся, хотя видеть этого его друг, конечно, не мог. — Ох, ну и рад же я тебя слышать!
— Сань… Ты! — Генерал издал какой-то неопределенный звук, свидетельствующий одновременно об изумлении и той же радости, какую испытывал Турецкий. — Ух, как тебя слышно!
— Угу… А что это у тебя там трещит и вроде бы фыркает?
— Лось! — с гордостью сообщил Грязнов.
— Э-э-э… что?
— Не что, а кто! Лось, говорю… Я его только что хлебушком с сольцой угостил, прирученный он, а звать, как твоего Щеткина — Петькой… Ну все, все, иди, Петруша, нет больше ничего… — Последнее, разумеется, относилось к зверю, а не к Турецкому, который искренне расхохотался.
— Не хочешь и его вслед за Щеткиным в сэра Генри переименовать? Ох, Славка, ты прости, но я тебя никак не могу представить в качестве охранителя живой природы… Как ты там на самом-то деле?
— А ты приезжай в гости — сам увидишь, и представлять не надо будет… Все нормально, Сань… А у тебя?
— У меня…
Александр Борисович запнулся, и генерал немедленно среагировал:
— Что — ноги? — В его голосе тут же зазвучала настоящая паника, и Турецкий поспешил успокоить старого товарища:
— Нет, что ты, со здоровьем, слава богу, все тьфу-тьфу… Нет, Слав, у меня не ноги, у меня — Ирка…
Теперь Вячеслав Иванович, судя по всему, явно растерялся.
— Ага… Ирина Генриховна…
— Поссорились, что ли? — аккуратно поинтересовался генерал.
— Если бы! — немедленно удивил его Александр Борисович. — По-моему, поссориться с ней сейчас просто невозможно, поскольку слышать и видеть моя жена меня перестала… Ну разве что я, с ее точки зрения, какую-нибудь особо изощренную гадость сделаю…
— Сань, а ты можешь внятно объяснить, что случилось?
— Если б я знал… В общем, Иринка, по-моему, слегка спятила на плетневском отпрыске… А иногда мне кажется, что и на самом Плетневе заодно тоже…
— Ну, последнее тебе наверняка кажется, — немного помолчав, произнес Грязнов. — А что там с отпрыском? Ему сейчас должно быть лет девять?
— Точно. Трудный ребенок, а Ирка при нем чем-то вроде гувернантки заделалась, причем, заметь, по собственной инициативе… Знаешь, когда я ее последний раз на работе видел? По-моему, неделю назад… А уж дома!
— Что — и дома?