— Не для того, — согласился Александр Борисович. — Однако выводы ты, Филя, делаешь рано: всю эту неделю ты пахал в первую смену, верно? А темные дела, как известно, делаются в темное время суток!
— Ты вот все шутишь, — надулся Агеев, — а мне на следующей неделе еще и дежурить предстоит с семи вечера и, между прочим, до семи утра, а там особо не поспишь, мне мой сменщик говорил. Тамошние пациенты особо беспокойные как раз по ночам…
— Лучше скажи, ты в мобильный телефон Субботина когда наконец жучок впаяешь? Вряд ли кто-то из них станет вести интересующие нас разговоры по служебному номеру. Если им вообще есть, что в этой связи вести… Во всяком случае, сам Хабаров, по-моему, чист, как ангел!
— Совсем забыл! — Агеев хлопнул себя по лбу. — Я же как раз сегодня и дождался наконец этой звездной минуты!
— А Коле, разумеется, отзвонить забыл… Быстро звони, пусть настраивает свою бандуру на его мобильный номер!
— Хорошо тебе рассуждать, — обиделся Филя. — С Хабаровым проще было, он рассеянный, как все эти профессора из анекдотов, постоянно свой аппарат забывает прямо на столе, а кабинет никогда не запирает! Единственное, что требовалось, — дождаться, когда его секретарша в туалет выйдет… А Субботин — его прямая противоположность. За всю неделю первый раз оставил мобильный в кабинете без присмотра сегодня, к своей красотке зачем-то спешил…
— А медсестра его где в это время была? — неожиданно заинтересовался Турецкий технической стороной дела.
— А медсестру ваш покорный слуга самолично из кабинета выманил! — самодовольно фыркнул Агеев. — С дамами, как ты понимаешь, в этом смысле проще.
Он достал собственный мобильный и набрал номер Щербака. Отзвонив Коле, Филипп вновь пессимистично пожал плечами:
— Точно тебе говорю, Сань, мы в этой клинике только зря теряем время… Вот увидишь! Субботин, конечно, малоприятный тип, только для убийства у него, во-первых, кишка тонка, во-вторых, никакого мотива, чтобы собственных пациентов гробить, нет и быть не может. Скорее, наоборот! Скажи на милость, какой врач откажется записать на свой счет внезапно выздоровевшего пациента, считающегося безнадежным?
— Выздоровевшего? — Александр Борисович усмехнулся, выдвинул один из ящиков своего стола и извлек оттуда несколько факсовых страничек. — Ты вот все время на Щеткина грешишь, мол, работает он, как слон в посудной лавке. А теперь глянь, что он для нас раздобыл сегодня утром!
Еще до того, как Агеев взял бумаги в руки, он понял, что перед ним копия заключения о вскрытии патологоанатомом чьего-то тела: таких документов он на своем сыщицком веку навидался, что называется, выше крыши… В данном заключении речь шла о Натане Рубисе. И если отбросить медицинские термины, в соответствии с результатом вскрытия ни о какой ремиссии по поводу опухоли говорить не приходилось. Зато приходилось удивляться тому, что Натаниэль Михайлович, так же как и отец Клименко, почувствовал резкое улучшение общего состояния…
— Как видишь, тканевые изменения в соответствии с так называемой четвертой стадией плюс метастазы… — сказал Турецкий. — Не подумай, что это я такой умный: это у Пети хватило ума проконсультироваться с патологоанатомом. Тот утверждает, что при данном физическом состоянии человек просто-напросто не может уже самостоятельно двигаться, не то что оживленно бегать и заниматься делами! Такие больные лежат пластом на своем смертном одре, помочь им ничем нельзя. Спрашивается: каким образом тогда все трое уверенно чувствовали себя лучше? Да какой там лучше?! Чуть ли не полностью здоровыми! А?
— И правда мистика… — пробормотал Агеев. — Значит, по меньшей мере в одном Субботин точно соврал. Он утверждал, что опухоли у всех троих… как это? Ага, купировались, то есть уменьшились, процесс перерождения тканей, как они там выражаются, остановился… или приостановился…
— Вот что, Филя, — задумчиво проговорил Турецкий. — Щербак, когда разговаривал с Хабаровым, а затем с Субботиным, видел в интересующих нас историях болезней рентгеновские снимки и результаты томограмм… Кто, кстати, у них работает на томографе?
— Как раз старшая медсестра. Она чаще всего делает это самостоятельно, докторесса, которая, кажется, имеет к томограммам отношение, почти все время занята на приеме и, судя по всему, доверяет Галкиной полностью… Та вроде бы и правда весьма профессиональна.
— Еще бы у нас в частных клиниках дилетанты и разгильдяи работали, — проворчал Александр Борисович. — Дело не в этом, а в чем — ты уже и сам наверняка понял: рентгеновские снимки Рубиса, Уварова и Клименко или хотя бы одного из них нужно раздобыть, и как можно быстрее… Считай, на данном этапе это твоя задача номер один.
— Только не подумай, что это легко… А может быть, и вообще невозможно! — возразил Филя. — Архив у них хранится за сейфовой дверью, ключ, по-моему, только у секретаря Хабарова… Во всяком случае, я сам слышал, как один из докторов, Кашапов, просил его именно у нее.
Турецкий ненадолго задумался, потом кивнул:
— Раз так… Придется Щербаку попросить профессора вполне официально предоставить нам пленки на пару дней… Надеюсь, этого времени хватит, чтобы разобраться с ними.
— А что ты собираешься узнать? — не удержался Агеев.
— Всего лишь, когда именно они были сделаны, Филя. У рентгеновских пленок довольно высокий темп старения, так что…
— Думаешь, кто-то ими манипулировал или подсунул в истории болезней чужие снимки?
— А как еще можно объяснить тот факт, что Хабаров и Субботин утверждают, будто процесс болезни был купирован? Подменить снимки ничего не стоит, внутренности у нас у всех одинаковые, это тебе не физиономия! Допустим, ошибся Субботин, причем во всех трех случаях сразу. Но профессор ошибиться не мог точно, на то он и профессор… Да и вообще, думаю, ни один онколог не ошибется, считывая рентгеновские пленки!
Они немного помолчали. Паузу нарушил Агеев.
— Судя по всему, ты прав, — произнес он хмуро. — Но вряд ли это нам много даст: сманипулировать пленками мог любой, у кого есть доступ к историям болезни, а он, в свою очередь, есть практически у всего медперсонала…
— Ну почему не много дает? — возразил Турецкий. — По крайней мере уверенность, что в клинике действительно что-то нечисто… А что, надеюсь, рано или поздно поймем. И убедимся, что никакой мистики в ситуации нет… На моей памяти, Филя, вся встречавшаяся в делах мистика обязательно оказывалась делом человеческих рук… Постарайся в этой связи не спускать глаз с Субботина и его красотки!
— Знаешь, Сань, по-моему, за ним нужна наружка, а не просто прослушивание его разговорчиков.
— Согласен! — кивнул Турецкий. — Я сейчас как раз размышлял над тем, не позвонить ли снова Галочке Романовой. Конечно, если она все еще дома, а не на работе!
— Точно дома! — уверенно заявил Филипп. — Вчера сама мне звонила, интересовалась, как идет расследование. Обязательно позвони, обрадуй девушку… Я серьезно тебе говорю, она только рада будет помочь: Галке сейчас жутко плохо, может, вообще хуже всех…