— Да как вы!.. — начал Никишин, но Турецкий с треском раскрыл молнию, достал лист исписанной бумаги и поднял над головой. — Так дать? Или будете продолжать стоять на своем? Смотрите, я ведь могу и вашему прокурору это передать, но тогда вам придется с ним разговаривать. И в другом тоне. Ну?
— Слушайте, что за дискуссии вы здесь устраиваете? По какому праву? Вы сами работали когда-то в прокуратуре и должны прекрасно знать о правах и обязанностях следователя, а я…
— Не надо представляться, я знаю, кто вы. Младший советник юстиции. А я — государственный советник третьего класса.
— Бывший! — язвительно заметил Никишин.
— Вы будете сильно смеяться, как говорят в Одессе, но вчера вечером, после разговора с вашим прокурором, Меркулов в буквальном смысле отругал меня за то, что я никак не приму решение вернуться в Генеральную и занять прежнюю должность первого помощника генерального прокурора. Вы понимаете, что если я соглашусь, то немедленно вызову вас к себе и поставлю по стойке смирно, и наш разговор будет не таким мягким, как у вас с вашим прокурором? Прочитайте лучше документ, — и Турецкий, не сходя с места, протянул Никишину копию рапорта Плетнева об утере документа. И пришлось следователю смирить свою гордость, шагнуть навстречу и взять лист с рапортом. Ух, как он сверкнул глазами!
Турецкий скосил глаза на Плетнева и подмигнул левым глазом. Антон спрятал скользнувшую по губам улыбку.
А Никишин нарочито медленно, чтобы просто затянуть время и обдумать собственное решение, усиленно делал вид, что изучает важный документ. Хотя ему сразу, с первых строк, стало ясно, что его версия рухнула окончательно.
— А почему вы на допросе ничего не сказали мне об этом, гражданин Плетнев? — не получалась строгость, но Никишин пытался «сохранить лицо».
— Вы ошибаетесь, я сказал, только вы не обратили никакого внимания, увлеченные собственной версией.
— Ну хорошо, и что же, по-вашему, надо делать? — все еще не теряя самообладания, спросил следователь.
— Вы у меня спрашиваете? — удивился Турецкий. — Если не знаете, что делать, воспользуйтесь для начала хотя бы подсказкой Антона. Проверьте по картотеке все обнаруженные здесь отпечатки пальцев. Все — до единого! Это, если вы помните, чему вас учили в институте, или где вы там проходили курс, основа основ следственной практики. Я не прав, Романыч?
— Разумеется…
— И что это даст? — насмешливость, как самозащита, видимо, возвращалась к Никишину.
— Послушайте, господин следователь, у нас в агентстве работает младший юрист, ей двадцать четыре года. Она бы никогда не задала такого вопроса… Ладно, давайте выйдем и поговорим.
— Ну, если только для пользы дела… — Никишин пожал плечами и пошел за Турецким на лестничную площадку. Увидев охраняющего дверь милиционера, он строго спросил: — Почему посторонних пропускаете?
— У них — документ.
— Тоже фальшивкой пользуетесь? — ненависти Никишина, казалось, не было предела.
— Напротив, — сказал Турецкий, — после вчерашнего разговора с заместителем генерального прокурора это удостоверение вновь обрело прежнюю силу. — Он достал удостоверение, где на фотографии был с генеральскими погонами, и показал Никишину. — Где вы увидели фальшивку? — теперь уже сам строго спросил следователя, и Никишин смешался.
— Извините, — сказал он, — значит, неверные сведения.
— Извиняю, службу надо нести, а не сплетни собирать! Давайте о деле…
Ну, то, что в предложении Плетнева была сермяжная правда, Никишин, естественно, не сомневался, да и Турецкий — ишь, как они спелись! — не даст увильнуть. А предупреждение прокурора просто выброшенными на ветер словами не были, следователь это тоже прекрасно понимал. По идее, наиболее реальным и, скорее всего, самым безопасным для него вариантом будет тот, о котором Ни—кишин думал вчера, выйдя от прокурора. Да, аккуратно — благо, и сами хотят — перекинуть расследование на «Глорию» эту проклятую, в смысле на Турецкого, и не спускать с него глаз. В конце концов, пусть он выведет на преступника, а уж взять его — это для Никишина проблемой не станет. Правильно говорит маленькая серая мышка: «Помогите дырочку прогрызть, а сыр воровать я и без вас умею…» Поэтому сейчас лучше всего будет согласиться с Турецким, пока он так и рвется в бой. Помочь ему… А прокурор спросит, ответ простой: вы же сами…
Но зато этот же вариант освобождает его от ответственности перед… ну, понятно, перед кем. Спросит? Ответ на поверхности: вмешалась Генеральная прокуратура. Прокурор велел ее «слушаться». И рад бы затормозить, да вы сами прокололись на этом дурацком удостоверении. И какой козел это вообще придумал?.. Нет, козла называть нельзя категорически, они очень болезненно всегда реагируют на упоминание этого животного… Ну вот, уже и улыбнуться удалось, немного снять напряжение.
Между тем Турецкий, справедливо считая, что версия с удостоверением похоронена окончательно, прежде чем предложить свою версию расследования поставил условие: он должен с глазу на глаз переговорить с Плетневым. Но Никишин возмутился:
— Что значит с глазу на глаз? Мы что, в детские игры играем?
— Хорошо, — буркнул Турецкий и вздохнул облегченно, — расследуйте сами. Но сегодня подъ—едет адвокат и представит вам доказательства незаконного задержания Плетнева и потребует отпустить его немедленно. Придется его выпускать. А по поводу лопнувшей, как мыльный пузырь, вашей версии, сами объясняйтесь с Ясниковым. Ну, все? Тогда я поехал…
И Турецкий повернулся, чтобы уйти, но громко крикнул в квартиру:
— Антон, пока! Увидимся сегодня. — И пошел неторопливо по лестнице.
— Подождите, Александр Борисович!
«Эва, даже имя-отчество вспомнил!», — Турецкий остановился и обернулся с недовольным видом:
— Что вам еще?
— Ну… я ж, в общем, не возражаю, просто… это не положено.
— А сажать невиновного положено?
— Однако удостоверение-то фальшивое!
— Вам-то что за дело? Вы ж его версию не стали отрабатывать? Только свою. Вот и сели в галошу. Хотите, чтоб я вас оттуда вытащил? Так и говорите. Мне нужен Антон, ясно?
— Ну, идите, поговорите, в конце концов. Вы ж не побег ему готовите, надеюсь? — Никишин выдавил из себя кислую улыбочку.
— Не готовлю, нет. Но адвокат придет все равно, и я с ним. Подготовьте пропуска в следственное помещение. Гордеев Юрий Петрович и я.
— Что, сам Гордеев? — вырвалось у Никишина. Уж он-то слышал про этого удачливого адвоката, который сам был в свое время следователем и знал все уловки ведущих расследование.
— А что вас удивляет? Он в свое время был у меня практикантом, потом вырос. «Глория» с первых своих дней работает в тесном контакте с ним… Ладно, я пошел.
Плетнев в наручниках стоял у стены. Криминалист покорно снимал «все» отпечатки. Конвоиры застыли у двери.