Первый маршрут пролегал в Бибирево, на квартиру к Плетневу, где он, по его словам, провел не больше пяти минут, поскольку Голованов позвонил ему и передал «приглашение» полковника. Отметив время прибытия, Щербак поехал на Красную Пресню, к метро «Баррикадная». И уже от ступенек к двери отделения милиции позвонил в агентство и сообщил, что прибыл на место назначения.
Антон точно помнил, когда он выехал из «Глории» и добрался в конце концов до милиции. Его время при сравнении расходилось с временем, затраченным Щербаком, на десять минут. Но при этом не учитывались дневные пробки, в которых находился Плетнев. Кстати, Николаю тоже постоять пришлось, хоть и утро было.
Вот это — уже другое дело, с такими данными можно было сказать, что алиби у Плетнева было «железное». Никуда он заезжать не мог, тем более совершить еще и двойное убийство. Времени бы ему попросту не хватило. Следователь Никишин и не подумал о такой проверочной акции, хотя обязан был это сделать. И это обстоятельство еще раз подтвердило убеждения и Плетнева, и Турецкого, да и всех остальных в «Глории» в том, что арест и заключение под стражу Антона явилось акцией заказной. Оставалось разобраться: «Кви продэст?» — кому выгодно? И ответ на таким образом поставленный вопрос лежал в плоскости ответов тех «господ», которые в отношении Плетнева уже совершили ряд уголовных преступлений. Здесь уже было фиктивное обвинение в двойном убийстве граждан абхазской национальности и прямое покушение на жизнь.
По поводу первого события на руках имелось письменное объяснение господина Султанова, которое Турецкий, естественно, не оставил подполковнику, а забрал с собой — для адвоката. Кроме того — аудиозапись «устного» извинения подполковника Устинцева. Ему и в голову не пришло бы, что весь их разговор с Султановым, все эти их «сомнения» по поводу невиновности Плетнева, были тщательно записаны Александром Борисовичем. А как это сделать, чтоб никто рядом не заметил, его учить было не надо. А потом рядом — исключительно для подстраховки — с таким же «Перкордером» находился и Филипп Агеев. А что касалось второго эпизода, то есть покушения на Антона, то тут имелись аудиозаписи и протоколы допросов Круглова и Долгого, которых позже увез с собой на Петровку, 38 Петр Щепкин для дальнейшей «раскрутки».
И, наконец, последнее обвинение, выдвинутое следователем Никишиным, развалилось фактически на глазах. Алиби, связанное со временем, алиби по поводу удостоверения. Единственное, что мог бы предъявить Плетневу следователь, это использование фальшивого удостоверения работника прокуратуры. Но Антон сам признался, что действовал исключительно в интересах клиентов агентства, обворованных «кидалами», и вовсе не в интересах самого Плетнева было их убивать. Этим он немедленно выставил бы против себя двух живых свидетельниц, которые находились поблизости.
Так что и третье обвинение можно было со всей уверенностью отнести к заказным. И все нити, получалось, вели к неизвестному пока воровскому, или бандитскому, авторитету Вахтангу, который распоряжался и убийцами, и «кидалами», и — никуда не денешься! — отдельными представителями органов охраны правопорядка. А то, что подполковник Устинцев и тот же следователь Никишин четко выполняли, хотя и не выполнили во всем объеме, чье-то конкретное задание — упечь Плетнева в камеру, где и разобраться с ним, — никакого сомнения уже не представляло.
И последний штрих: похищение сына Плетнева. Это уже вообще ни в какие ворота! Но с этой стороны еще следовало ожидать развития событий — требований и всего прочего.
Однако в комплексе речь могла идти, в конечном счете, только о заказном убийстве — и никто с этой позиции Турецкого сдвинуть не смог бы.
Никишин после нелепого «следственного эксперимента» вместе с задержанным Плетневым отправился в ИЗ № 2, иными словами, в Бутырскую тюрьму. Александр Борисович посчитал, что уже достаточно припугнул того, чтобы ожидать еще с его стороны каких-то пакостей в отношении Антона. Оставалось подсобрать последние доказательства невиновности Плетнева — от Щербака.
Имея их теперь на руках, Турецкий позвонил Щеткину, в МУР, и попросил того послать кого-нибудь к Марии Васильевне — у него дома укажут, где она проживает, — чтобы привезти ее в экспертно-криминалистический центр ГУВД, где с ее помощью надо попытаться создать фоторобот похитителя и, вероятно, убийцы тех двух «кидал», инкриминируемых Плетневу. А кроме того, он попросил Петю срочно посмотреть по картотеке уголовного розыска и в сводках Управления исполнения наказаний, кто в последнее время «откинулся» с зон. Условными в определенной степени ориентирами при поиске могут служить следующие данные: преступник, ездящий на черной «восьмерке», наверняка отбывал наказание по «тяжким и особо тяжким» статьям УК. И предположительно его могут звать Михаилом. Наколки на пальцах и локте правой руки в виде имени из четырех букв и кинжала. Задачка нелегкая, но выполнимая. Во всяком случае, речь может идти о человеке, который, вполне возможно, проживал в Москве или ее окрестностях. Хотя, с другой стороны, Антон появился в Москве всего-то пяток лет назад, и где он себе мог нажить смертельного врага, одному Богу известно. И тем не менее. Петя обещал постараться, он и так уже фактически постоянно помогал «Глории», имея непосредственный доступ и в картотеки, и в архивные данные прокуратур и органов исполнения наказаний.
Что же касается «Лады» восьмой модели черного цвета, далеко не новой, цифры и буквы номерного знака которой уже имеются и какие-либо совпадения с аналогичными автомобилями здесь практически исключены, то надо срочно проверить, не было ли ее в последнее время — месяц-полтора, среди угнанных, и срочно объявить в розыск. Что уже сегодня должно быть доведено до всех постов. Тормозить, имея в виду, что преступник может быть вооружен и представляет крайнюю опасность.
Щеткин пообещал предпринять немедленные меры.
А Турецкий позвонил Косте Меркулову и отправился в Генеральную прокуратуру, захватив с собой все материалы по Антону. Константин Дмитриевич сам считал себя в некотором роде «крестником» Антона, вот пусть и принимает оптимальное решение. Как, с его точки зрения, должен теперь действовать Турецкий? Пусть сам морочит себе седую голову.
Вообще-то, в мыслях Александра Борисовича в настоящее время присутствовало лишь одно желание: смести со своего стула Никишина — к чертовой матери, чтоб им больше и не пахло в прокуратуре. Явно же продался, сукин сын, оборотень! Как, похоже, и подполковник милиции Устинцев. Вот она — коррупция, в самом непосредственном и чистом виде!
Но у Меркулова, твердого блюстителя не только законности, но и неписанных правил взаимоотношений сотрудников и руководства в прокуратуре, отношение к происходящему было не столь однозначное. Он внимательно просмотрел материалы — расшифровки магнитофонных записей и прочие документы, собранные «Глорией», и высказался в том плане, что Плетнев, конечно же, не виноват и подлежит немедленному освобождению. Однако делается это вовсе не так, как хотелось бы Сане — пришел и распахнул дверь настежь. Нет, есть закон. И прыгать через голову следователя, возбудившего уголовное дело относительно Плетнева, прямо к его непосредственному начальству не годится. А вот если Никишин заупрямится и станет искать новые причины, по которым освобождать Антона из-под стражи нельзя, тогда другое дело. Тогда можно обратиться напрямую к прокурору окружной прокуратуры. И объяснить причины своего несогласия с действиями подчиненного ему следователя.