Таким образом, формально получалось, что именно Турецкий был «виновником» столь тяжкого наказания фальшивомонетчика Городецкого. А если подсчитать время, потраченное на расследование, а затем и отсидку в колонии строгого режима, то как раз и получалось, что преступник мог выйти на свободу именно теперь — с учетом возможного снисхождения за примерное поведение и прочего. Понятно, что и месть его должна была в первую очередь опрокинуться на голову строптивого «важняка», не желавшего пойти навстречу серьезным предложениям адвокатов подследственного. Очень серьезным и перспективным. Но он категорически отказался, пригрозив адвокату, направленному стороной защиты для переговоров со следователем, крупными неприятностями, чем, вероятно, и резко усугубил свою вину в глазах уже осужденного латвийского гражданина Анатоля Марцевича Городецкиса, вот так!
Всю эту основательно подзабытую историю середины девяностых годов, когда подобные дела ураганом обрушивались на головы следователей и далеко не каждый из них следовал некоей внутренней своей присяге, ибо жизненные ситуации подбрасывали им куда более выгодные и перспективные обратные примеры, Алевтина подробно изложила Турецкому по телефону.
Александр Борисович внимательно выслушал и сдержанно поблагодарил Алю за оказанную ею неоценимую помощь. Вероятно, он хотел бы сказать более определенно, подумала она, но просто условия, в которых велся разговор, были не слишком благоприятными для Турецкого. Посторонние присутствовали рядом, возможно. Да и в интонациях самой Алевтины, очевидно, проскальзывали некие мстительные нотки, которые могли подпортить очарование интимно-делового разговора мужчины и женщины, прекрасно понимающей, почему именно так и развернулись трагические события. Все-таки тяжелая штука — эти отношения, как бы постороннее думала Аля. Сказать бы ему напрямую: ну зачем тебе это нужно было? Как мальчишка, честное слово! За каждой юбкой… Будто боится, что от него убежит, что может не успеть… И в этих своих достаточно, между прочим, трезвых мыслях Аля была абсолютно права: поведение Турецкого просто никуда не годилось…
А женщину, нет слов, очень жалко. Наверное, очень красивая… На некрасивую бы Саша ни за что не обратил внимания. А тут — надо же! — еще и столько лет!.. Он ведь проговорился, что история этих отношений давняя. И Ирина о ней сто лет уже знает… Ну, не сто, наверное, но много. Давно. А с другой стороны, давно — это фактически ничто. Не может любовь длиться бесконечно, если встречи раз в год, а то и реже. Другое странно: как они все-таки сохранялись?.. Но тогда, — продолжала размышлять Аля, — смерть одного из них, это как отъезд в дальнюю командировку, не более. Из которой однажды человек просто слишком долго не возвращается, и все. Когда-нибудь вернется. Но просто здесь не будет тебя. И никакой трагедии.
Может быть, для того чтобы дойти до этой спасительной отчасти мысли, нужно было дожить хотя бы до средних лет, но Аля этого не знала, и поэтому собственный вывод показался ей вполне разумным. Во всяком случае, избавляющим голову от ненужных, мучительных сомнений и чувства своей скорбной вины перед человеком, отбывшим в далекий и неизвестный путь.
Примерно так она и изложила свой взгляд на происшедшие события. И в ответ услышала сдержанное покашливание, часто характеризующее человека, который неожиданно теряет казавшуюся ему достаточно убедительной аргументацию. Для Турецкого это было странно. Но вот как раз на это Аля и не обратила внимания. Она была еще слишком молода и жизнелюбива, а будущее казалось ей бесконечно долгим…
Александр Борисович меньше всего хотел использовать девушку на побегушках. Одно дело, когда ситуация требует в обязательном порядке личного вмешательства, и совсем другое, когда информация может быть получена по телефону или с помощью других средств связи. И поэтому практически весь оставшийся вечер он посвятил разбору вместе с Антоном Плетневым всей имеющейся информации по поводу скинхедов, а также сообщения Пети Щеткина из Липецка, где, по выражению Остапа Бендера, лед тронулся. И Меркулову он смог позвонить только поздним вечером, уже домой.
Собственно, первоначальная задача сводилась к одному пункту. Фамилия, имя-отчество известны, совпадения в этом смысле практически нереальны. Эва тоже назвала имя Анатоль. Значит, требуется выяснить, пересекал ли этот иностранец — а что он именно иностранец, гражданин Латвии, бесспорно — границу России. И если да, то когда, ну, и с какой целью прибыл, хотя последнее принципиального значения не имело. Ведь не убийство же обозначил он в качестве цели своего приезда!..
Далее, чем он мог добираться в Воронеж? Самолетом, поездом или машиной? Фактически все виды транспорта, кроме автомобильного, фиксируют в билете фамилию его владельца. Исходя из этого можно выяснить и направление движения. Ибо вряд ли этот убийца прикрывался бы другим паспортом на иную фамилию. Подделку обязательно заметили бы «погранцы», у них такие номера с иностранцами не проходят. Хотя… всяко случается, но надо полагаться на профессионализм коллег.
Ну а что касается пребывания господина Городецкиса в Воронеже, то этот вопрос придется уточнять уже здесь, во всех без исключения гостиницах города. Учитывая и то обстоятельство, что он мог снять себе и частное жилье, комнату там, на двое либо трое суток — в зависимости от необходимости.
Однако в том, что он бывал в гостинице «Воронеж», если и не проживал в ней, сомнений теперь не оставалось. И кто-то обязательно должен был его видеть, может быть, из обслуживающего персонала. И, чтобы выяснить этот вопрос, требовалась сегодняшняя фотография Городецкиса. А добыть ее можно только в Латвии. И то, если найдется коллега, который захочет пойти навстречу и совершить некоторые, скажем так, в определенной степени даже противоправные действия. Та фотография, что имелась в уголовном деле, для опознания не годится — почти пятнадцать лет прошло, да и колония, какой бы она ни была, в положительном смысле на внешность человека не влияет.
Конечно, идеальный вариант, если бы Александр имел возможность лично смотаться в Ригу и навести там необходимые мосты. Но для этого надо вспомнить тех, с кем они вообще возможны сегодня. Затем выяснить, служат ли они или вышли на пенсию? И только после этого попытаться с их непосредственной помощью узнать все, что возможно, про этого Городецкиса, который, вероятно, совсем недавно покинул колонию строгого режима и первым делом ринулся мстить своим обидчикам. В том, что смысл событий заключался именно в этом, Турецкий уже не сомневался.
Но одного он все-таки не мог понять, в голове не укладывалось. Ну, хорошо, ты считаешь виновником твоих «злоключений» следователя Турецкого? Принимается. Но зачем же убивать постороннюю, по сути, женщину? И ответ напрашивался, к сожалению, неутешительный. За годы сидения преступник настолько возненавидел человека, который отрезал ему дорогу к обогащению, — иных целей ведь и быть не могло! — что приготовился не просто убить следователя, а совершить это как можно больнее и чудовищнее. И если Александр Борисович не ошибался в своих в высшей степени неприятных выводах, то могла быть и следующая жертва — уже Ирина. Ну да, что-то вроде тотальной зачистки вокруг конечной цели. И это, понимал Турецкий, не его выдумка, а, может оказаться, вполне конкретная операция отпетого мерзавца, основанная на холодном расчете и уверенности в собственной неуязвимости. Следовательно, до возвращения Александра Борисовича Ирина должна находиться под надежным «колпаком» сотрудников «Глории». Ибо здесь могут возникнуть вовсе не пустые угрозы.