— Софи, комендант не может ходатайствовать о присвоении мне очередного воинского звания майора, так как по прибытии туда я был лейтенантом.

— Ах, Виктор, не цепляйтесь к мелочам! Лучше послушайте, что нам с вами надлежит сделать…

Если до этой минуты у меня были сомнения, кто верховодит в этой удивительной парочке, сейчас они окончательно улетучились.

* * *

Слава богу, этот день и эта неделя уже были в прошлом, и следующая неделя подходила к концу. После дифирамбов в честь французского оружия и наших храбрых офицеров, славного генерала Журдана, умеющего подбирать адъютантов и распознавать истинных смельчаков, после вручения майорских эполет действительно состоялся званый ужин, на котором я присутствовал с очаровательной невестой. Пару лишних бокалов, несколько комплиментов дочери какого-то генерала, вспышка ревности, звонкая пощечина, и заливающаяся слезами раскрасневшаяся Софи, подобно сказочной Золушке, убегает с бала. Однако вместо хрустальной туфельки теряет голову. Во всяком случае, так это видится со стороны. На лестнице министерства ее встречает отнюдь не юный принц, а статный уроженец Беарна с орлиным носом, иссиня-черными локонами и сверкающими глазами — Жан-Батист Бернадот собственной персоной. Девушка на полном ходу врезается в грудь военного министра и орошает ее горючими слезами, будто перед тем нарезала центнер лука. Как истинный южанин, Жан-Батист изо всех сил пытается утешить заплаканную красавицу и занимается этим, ко всеобщему удовольствию, до самого утра.

На рассвете плач возобновляется, но уже совсем по иной причине: «Ах, что я наделала? Я так люблю его, но и вы, генерал, возбудили во мне небывалую страсть!»

— Я отошлю его в Египет со срочной депешей.

— О, он все поймет и сложит там голову! Он погибнет из-за меня, я никогда не прощу себе этого!

— Тогда он отправится в дальний гарнизон.

— Но мне придется последовать за ним. Это разобьет мое сердце, я умру, не видя моего храброго генерала!

— Проклятье! — Бернадот стукнул кулаком по лаковому столику, не чувствуя, что все больше влипает в медовую паутину. — Если вы поклянетесь мне, что наши тайные встречи продолжатся, я оставлю вашего избранника здесь, в Париже. Более того, я приближу его к себе, и мы сможем видеться с тобой как можно чаще. Ты должна сохранить наш секрет!

— О, конечно, мой несравненный! — И Софи де Морней принялась целовать гасконца с такой страстью, будто намеревалась откусить от него кусок послаще и лишь хорошее воспитание удержало ее.

На следующий день я был официально переведен в распоряжение военного министра и каждое утро встречался с ним, чтобы скрестить клинки в учебной схватке, разогнать по жилам кровь храброго гасконца, а заодно и повысить его самооценку. Всегда лестно ощущать, что ты ловчее не каких-нибудь там зеленых юнцов, а испытанного в бою храбреца и отъявленного бретера. Каждый день в глазах моего противника читалась то ли насмешка, то ли жалость. Еще бы, он знал такое!.. На самом деле «такое» знала крошка Софи де Морней. Именно ей бравый гасконец с задором выкладывал едва ли не все сокровенные тайны, до которых мог дотянуться.

— Нет-нет! — отмахивалась вдохновенная актриса, делая огромные глаза. — Я не хочу слышать этого. Я ничего в этом не понимаю! Но ты — мой генерал, ты лучше всех, ты настоящий герой!

Воистину Софи была замечательным приобретением для Бернадота. Ее глаза служили волшебным зеркалом, в котором он видел себя увенчанным славой, всемогущим, настоящим образцом мужественности во всех смыслах этого слова. Ни намеком, ни жестом Софи не давала понять военному министру, что ей нужен портфель маркиза д’Антрагэ. Какой портфель? Зачем ей эти мужские игрушки? Однако к исходу третьей недели дело постепенно дошло и до него.

— Вот где у меня вся эта Директория! — объявил Жан-Батист, сжимая увесистый кулак. — Я одним щелчком могу покончить с любым из них и со всеми вместе!

— Ну что ты, счастье мое, — удивленно распахивая глаза, шептала фея, — я уверена, все они чрезвычайно достойные люди.

— Ха, как бы не так! Вот, погляди.

Этого «погляди» Софи ожидала с первого дня внезапно вспыхнувшего романа с терпением, достойным затаившейся пантеры. И уж она не пропустила ни единой мелочи.

А через неделю, в один прекрасный день, когда военный министр безмятежно звенел клинками в фехтовальном зале, его нежная пассия впустила милого братца в тайную квартиру генерала Бернадота. Вскрыть хитроумный несгораемый шкаф военного министра у Армана де Морнея заняло примерно столько времени, сколько нужно настоящему джентльмену, чтобы умять прожаренный ростбиф. Спустя несколько минут квартира была перевернута вверх дном, а крошка Софи, привязанная к кровати, с декоративным кляпом во рту, ожидала прибытия нежного возлюбленного.

— Ах, это было ужасно, просто ужасно!..

Глава 21

Именно тот, кто готовится к войне больше всего, совершенно к ней не готов. Ситуация все равно постоянно меняется.

Брюс Ли

Французская эскадра покинула Тулон и теперь двигалась в сторону Александрии. Капризная богиня победы, должно быть устав парить над корабельными мачтами, пожелала ступить на земную твердь и ткнула пальцем в цитадель, казавшуюся неодолимой, — остров Мальту. Владевшие им рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского, знаменитые госпитальеры, укрепляли стены и башни своей твердыни не одну сотню лет. Их склады были заполнены провиантом, количество орудий, пороха и ядер позволяло выдержать многолетнюю осаду, но самих рыцарей в этот момент на острове было совсем немного. Да и великий магистр вовсе не горел желанием всерьез оказывать сопротивление прославленному военачальнику.

Бонапарт, пожалуй, и сам был ошарашен столь внезапной капитуляцией крепостей Мальты. Подходя к острову, он и не думал брать его на копье, собираясь лишь пополнить запасы воды, продовольствия и дождаться кораблей союзного испанского флота. Однако великий магистр ответил гневным отказом на просьбу республиканского генерала, а затем вдруг капитулировал, не оказав сколько-нибудь заметного сопротивления. Воистину даже крылатая Ника в этот момент пришла в замешательство. Сейчас эскадры соединились, и захваченная так, между делом, Мальта осталась позади.

Наполеон глядел, как убегающий с берега утренний ветер надувает паруса кораблей и те ползут к дальнему египетскому берегу. Ползут неспешно, ибо всякому известно, что эскадра движется со скоростью самого медленного корабля. Как ни досадно, разнообразного плавучего хлама за кормой флагмана тащилось немало. Комиссары Республики без лишних слов реквизировали для похода все, что могло держаться на воде и при самом удачном стечении обстоятельств пересечь Средиземное море.

Теперь флот растянулся, сколько видел глаз, и это чертовски раздражало командующего армией вторжения, не усматривающего возможности установить в этом сумбурном построении любезную его сердцу упорядоченность. Казалось, эскадра движется хаотично. То и дело от флагманского линейного корабля «Ориентал» в разные стороны посылались небольшие суденышки с приказом увеличить или уменьшить дистанцию, изменить курс и следовать в кильватерных колоннах.