– Я ни разу не выходил…
– Это понятно. Да или нет?
– Не знаю.
– Давайте попробуем, – с несвойственной ей робостью проговорила Устинья. – Доделаем эргион, настроимся… Они же ждут.
– Я собрал эргион. – Прохор сходил в спальню, вынес красивый многогранник, в котором, как в матрёшке, скрывались ещё несколько многогранников.
Саблин и Устинья с любопытством принялись его рассматривать.
Прохор снова потянулся к чашке с соком, сделал несколько глотков. Устинья посмотрела на него умоляюще, и он пробормотал:
– Если учитывать все обстоятельства…
– Не жуй опилки! – негромко произнёс Саблин, отставляя эргион.
Прохор дёрнулся, как от удара.
– Знаешь что?!
– Знаю. Время не ждёт. Если ты не пойдёшь в Бездны, пойду я, только подскажи, как это делается.
Прохор с трудом проглотил обидную отповедь, вспомнив точно такой же упрёк Прохора-11. Сказал нехотя:
– Существует алгоритм… «братец» мне рассказывал… Мне нужно попробовать самому. Сяду в спокойной обстановке…
– Я же сказал: время не ждёт. Нам всем надо научиться выходить в миры «матрёшки». Можем начать с меня.
– Нет уж, – приобрёл необходимый заряд уверенности Прохор, – не пори горячку! Я уже ходил там, пусть и с проводником, мне будет легче.
– Мой Саблин обещал вернуться через час, прошло сорок минут, у нас в запасе всего двадцать, успеешь?
– Откуда я знаю? Кого-то навещу, буду спрашивать… переполошу, наверно, всех «родичей».
– А вот этого делать не следует, наверняка есть способ держать своё сознание под контролем и выходить инкогнито. Одиннадцатый тебе не говорил?
– Говорил… хотя я не уверен, что смогу… – Прохор наткнулся на взгляд Устиньи, в котором смешались льдинки жалости и ожидания со звёздочками любви и надежды, выпрямился, добавил с кривой улыбкой: – Буду пробовать. Кстати, я в твоё отсутствие звонил знакомому, в Москву, вместе учились, так вот, он знает Дмитрия Дмитриевича Бурлюка, ректора Московского государственного педуниверситета, доктора наук. Математика, между прочим. Если твой Саблин вернётся до моего возвращения, скажи ему об этом.
– Скажу.
Устинья села рядом с Прохором, взяла его за руку.
Он вопросительно посмотрел на неё, потом понял, поцеловал её пальцы.
– Не бойся, я ведь на самом деле никуда не ухожу.
– Я не боюсь, – ответила девушка ободряюще.
Саблин подумал, что тело без сознания человеком не является, что можно легко затеряться в соседних измерениях и навсегда там остаться (что, наверно, произошло и с Прохором-11), но вслух говорить этого не стал.
– Налить ещё соку?
– Не надо. – Прохор устроился на диване, откинул голову на спинку, взял в руки многогранник эргиона. – Лиха беда начало!
– Удачи! – тихо сказала Устинья.
Он закрыл глаза.
Саблин и Устинья затаили дыхание.
Какое-то время Прохор дышал быстро, шевелился, меняя позу, открыл и закрыл глаза, потом начал расслабляться, успокаиваться, дыхание его стало медленным, глубоким, лицо разгладилось. А спустя ещё минуту лицо математика стало неподвижным, пустым: он нырнул в неведомые дали, уходящие в бесконечность и одновременно пересекающие одну и ту же точку пространства бессчётное количество раз.
– Он уже… там? – еле слышно спросила Устя.
– Там, – негромко отозвался Саблин.
Секунды ожидания поползли, как улитка, неспешно складываясь в череду минут. Прохор открыл глаза на исходе пятой.
– Ой, вернулся! – воскликнула девушка, хватая его за руку.
Саблин опустился перед ним на корточки:
– Ты в порядке?
– Пить хочу. – Прохор облизнул губы.
Устинья подхватилась с дивана, упорхнула на кухню, принесла чашку сока.
Прохор выцедил её всю, словно сутки провёл в пустыне без глотка воды.
Они молча смотрели, как он пьёт.
Прохор вернул чашку:
– Спасибо.
Устинья села рядом, прижав чашку к груди, не спуская с него счастливо-тревожных глаз.
– Я опять пойду, – сказал новоиспечённый путешественник по числомирам. – Отдохну только.
– Где был? – спросил Саблин, усаживаясь на стул.
– Сначала меня вышвырнули откуда-то.
– Как это – вышвырнули? – удивилась Устинья.
– Хорошо, что «братец» предупреждал меня об этом. Подозреваю, что я направился не в ту сторону, надо было опускаться, идти через третий числомир в четвёртый и дальше, а я пошёл в первый. Оттуда меня и спустили как незваного гостя с лестницы, я ничего не успел сообразить. Потом выплыл в голове третьего Прохора.
– Точно третьего?
– Я делал всё, как советовал одиннадцатый: сделал шаг, высунулся, посмотрел.
– Ну и кто там твой «родич»?
– Врач.
– Врач? – присвистнул Саблин. – Вот уж никогда бы не подумал, что ты можешь стать врачом.
– О чём вы? – испуганно спросила Устинья, переводя взгляд с одного на другого.
– В разных числомирах у Прохоров Смирновых разные судьбы, – пояснил Саблин. – Математиком он стал только в трёх превалитетах, в остальных он то судья, то инженер, то путешественник, а в третьем оказался врачом. Он тебя почувствовал?
– Не знаю, я старался вести себя тише воды, ниже травы. Послушал, о чём он беседует с пациентом, попробовал открыть базу данных памяти.
– Получилось?
– Кое-что успел прочитать, но он стал прислушиваться к себе, и я не рискнул продолжать, сбежал.
– То есть ты ничего не узнал?
– Мой «родич» у третьего в гостях не появлялся, это я понял железно. Так что придётся идти дальше.
Саблин посмотрел на Устинью:
– Пусть идёт, другого пути у нас нет.
– А если с ним что-нибудь случится? – возразила девушка.
– Что со мной может случиться? – отмахнулся Прохор. – Я же путешествую не в своём физическом облике? Почую опасность, сразу сбегу.
«Если успеешь» – подумал Саблин, хотя опять-таки вслух свои опасения высказывать не решился, чтобы не пугать Устю. Он действительно не видел альтернативы предпринятым мерам. О судьбе «застрявшей» в иных измерениях «ментальной матрицы» Прохора-11 можно было узнать только от других Прохоров.
– Поехали. – Прохор поворочался на диване, принимая нужную позу, закрыл глаза.
Через минуту лицо его расслабилось, потеряло чёткую определённость мыслящего существа.