Спуск был не очень крутой, лишь изредка им приходилось цепляться за стволы деревьев, чтобы не поскользнуться на старой листве, шуршащей под ногами. Он оказался совсем недолгим, и скоро все трое стояли на дне оврага, большой котловины, рассекающей землю далеко вперед. Черношерстный проводник уже ждал их внизу, терпеливо глядя в сторону сросшихся кустов, из которых появлялись люди. По ходу движения Жак вырвался вперед благодаря небольшому росту, позволявшему пригибаться не так часто, как остальным, когда ветви деревьев преграждали путь. За ним показался лучник, настороженно оглядывающийся вокруг, опустив натянутый лук, но не отпускающий тетиву. Освальд, как задумывалось, вышел последним, держа одной рукой меч, а другой сдирая с лица лесную паутину.
– Жак! – Охотник строго посмотрел на музыканта. – Тебе никогда не говорили, что старших нужно слушаться?
– Конечно, говорили, а что?
– Да ничего, – Хорса, не опуская лука, покосился на них, – какого черта ты полез первым? А если бы нас уже ждали внизу?
В ответ Жак промолчал и лишь виновато опустил голову. Тем временем волк, не дожидаясь окончания разговора, который его не касался, потрусил дальше. И волей-неволей им пришлось отправиться за ним. Вперед, туда, куда вело дно оврага, причудливо изгибаясь и петляя, не давая понять, где будет конец пути. Здесь ветки деревьев не цеплялись так сильно, зато под ногами было больше сухой и чуть прелой листвы.
Плотный, просевший от времени ковер темных, коричневых, багряных и золотистых листьев усеивал все вокруг. В воздухе мешались горьковатый и приторный запахи плесени и гнили, поднимающиеся от земли. И хотя солнце уже почти стояло в зените, в овраге царил полумрак, крепко сдобренный туманом, упрямо не желавшим расходиться. Вокруг разросся дикий малинник, его кусты сцепились между собой. Единственным проходом через него служила небольшая тропинка, по которой они шли вперед. Освальд отметил про себя, что она будто специально вырублена, хотя следов вырубки не было заметно. А когда он оглянулся, то увидел, что за поворотом, который они миновали, кусты сходятся, крепко переплетаясь. И тут же их затягивал туман, мешая рассмотреть происходящее пристальней.
«Вот так дела, – подумалось ему, – нашли приключение на свои головы».
Спустя не очень большой промежуток времени они вышли к небольшому ручью, пересекавшему тропу. Хорса остановился, всматриваясь во влажную землю вокруг него. А на ней четко отпечатались такие же следы, как на перекрестке, только здесь их было больше, и они казались более четкими. Он показал на них остальным. Освальд кивнул, а Жак только покосился на них, крепче стискивая лук побелевшими пальцами. После этого им пришлось пройти совсем немного. Тропа резко пошла вверх, туман разошелся в стороны, кустарник расступился, и они вышли на большую поляну, густо заросшую по краям высокими темными елями. Волк остановился, посмотрел на них, махнул хвостом на прощанье, мощными прыжками полетел к деревьям и скрылся среди них, не задев ни одного кустика и не сломав ни одной ветви. Люди остались.
Где-то вдалеке орали лесные птицы, ветер шумел в верхушках деревьев, и прямо над их головами, разгоняя тучи и рассеивая пелену тумана, показался золотой кружок солнца. И с его появлением поляна перестала быть такой жуткой, остались мрак и туман под ветвями, остался запах прелой листвы, но не было того чувства острого страха и одиночества, которое охватило всех, когда они спустились в овраг.
– Кто-нибудь с утра молился? – Освальд посмотрел на спутников.
– Я, а что? – спросил лучник.
– Тебя не иначе услышали. – Охотник показал на небо. – Заметили, как сразу изменилось вокруг?
Жак покачал головой. Внезапно лучник присел на колено, прицелившись в сторону центра поляны. Освальд с музыкантом последовали его примеру, пристально вглядываясь в сторону, куда целился Хорса.
Посередине поляны туман начал расходиться позже, чем везде. Почему-то именно там он сбивался в плотный комок, в который с трудом проникало солнце. Но все же вырисовывалось за ним что-то, что так старательно скрывала густая белесая пелена. В центре поляны находился холм, не очень большой и высокий, но и не маленький. Как раз подходивший для того, чтобы его хватило на отверстие, в которое мог бы пройти, не нагибаясь, взрослый человек. И как раз напротив этого места и стоял Освальд со товарищи. И хотя их было отлично видно, никто не показывался. Выждав некоторое время, они пошли к холму, заходя с двух сторон и держа в центре Освальда, который осторожными, короткими шажками подходил все ближе, спрятав на время дагу и приготовив один из ножей. Хорса, подобравшись первым, стоял, выжидая, держа лук направленным в сторону входа. Музыкант пытался действовать так же, скопировав его движения и заняв позицию с другой стороны.
Держа вход на прицеле, Жак косился в сторону охотника, восхищаясь его умением, наблюдая за кошачьими движениями, которыми тот подкрадывался. Спокойно и тихо, экономичными, выверенными и заученными шажками плавно танцевал, приближаясь к дыре. И хотя музыкант смотрел очень пристально, но все равно пропустил момент, когда Освальд замер на секунду и ринулся к ней, изогнувшись в длинном прыжке. Не успевая за ним, Жак заметил, что тот, влетая в пещеру под холмом, выпрямил руку, в которой держал нож, и метнул его. А потом, приземляясь, рубанул влево, и под ноги ему покатился кто-то, щедро разбрызгивая красные капли из перерубленного горла.
И не стало времени замечать, кто и как движется, осталось только одно – отпускать и натягивать тугую тетиву, когда после прыжка охотника выкатился на них клубок сплетенных тел: рычащих, воющих, лязгающих зубами, в тщетной попытке дотянуться до Освальда, волчком крутившегося между ними. И Жак, бродячий музыкант из Лиможана, втыкал в страшилищ стрелы, одну за другой. Напичкивал ими, как подушки для иголок, стремительные серые тела, желавшие выбраться из этой ловушки, но слепо тыкающиеся во все стороны и не находившие выход, кроме наконечника стрелы.
А потом на него метнулся один из них, слепо вращая белесыми бельмами на глазах, разинув пасть, вооруженную большими, загнутыми, будто крючки, зубами. Жак успел выстрелить, увидел, как стрела вошла прямо под нижнюю челюсть, выхватил свой меч. Смог выставить его вперед, когда тот навалился на него, дохнул жарким воздухом, рванул стеганый жилет когтями ног. Лицо обдало смрадом, свернувшейся кровью, навалившимся вместе с тяжестью страхом. И тут Жак закричал тонким, высоким воплем испуганного ребенка, воплем, метнувшимся вверх, резанувшим по ушам Освальда и Хорсы.
– Жак, Жак… – откуда-то издалека доносился знакомый голос. Чьи-то руки тормошили за плечи, били по щекам, лили на голову холодную воду. Не хотелось открывать глаза, ведь казалось, что кто-то другой по имени Жак летал высоко над кронами шелестящих под ветром деревьев, парил в выси неба, но там, внизу, не хотели отставать. Руки трясли его, заставляя открыть глаза. И ему пришлось это сделать и уставиться на встревоженные лица, склонившиеся над ним.
– Ты как? – Освальд всматривался в его лицо, пытаясь рассмотреть, что с ним. – В порядке?