Когда принесли наконец несколько томов дела Гущиной, Турецкий успел немного вздремнуть, пересев в удобное кресло в углу кабинета. Он не обращал внимания на красноречивые вздохи Грабовенко, его недовольное сопение, хождение того по кабинету, телефонные звонки. Турецкий умел отключиться от внешних раздражителей, когда предстояло нечто важное.
Знакомиться с материалами дела он начал с показания свидетелей. Неожиданности начались сразу. Все свидетели, в составе двадцати восьми человек, утверждали, что Гущина не могла промахнуться. Ни один из них не верил, что пуля, поразившая человека, вылетела из ствола Гущиной. Тренер Лагутин — тот вообще едва ли не клялся своей жизнью, что ручается за Анну Гущину.
Протоколы свидетельских показаний были составлены по всей форме. Вчера от двух разных людей Турецкий услышал, что Белобров приходил на стрельбище в состоянии опьянения, но ни в одном свидетельском показании и словом никто не обмолвился об этом. А ведь именно он находился рядом с Гущиной. Стреляли одновременно. Допустим, мог промахнуться Белобров. Но в его показаниях ни малейшей тени сомнения, — Гущина отличный стрелок. То есть давая показания в ее пользу, он как бы рисковал, что могут заподозрить его. Или был уверен, что уж его-то подозревать в ошибке не станут? Хотя его позиция понятна: не станет же он высказывать подозрения против Гущиной, если сам в тот момент стрелял по мишени. Со свидетелями все ясно. Даже если кто-то и мог пролить свет на события одиннадцатого июня, не факт, что он хотел это сделать. Мало ли по каким причинам кто-то умолчал об отдельных обстоятельствах происшествия. Впору опять вспомнить о человеческом факторе.
В кабинет Грабовенко тем временем заходили сотрудники, жизнь кипела, но все это проходило мимо Турецкого, погруженного в чтение материалов. Привели на допрос какого-то мужика, подозреваемого в покушении на жену, который сразу начал давать показания. Мужик был в состоянии шока и отвечал на жесткие вопросы следователя как в бреду. Казалось, он не совсем понимает, где он и что происходит.
Турецкий просмотрел схемы расположения стрелков на стрельбище, приложенные к показаниям свидетелей. Все три совпадали. И под всеми обозначенными фигурами стрелков стояли их фамилии. И здесь все ясно. Пока зацепка была только одна: Белобров на соревнование явился подвыпивший. Но свидетельских показаний на этот счет нет. И даже если дядя Миша и Константин Мартынов подтвердят это обстоятельство десятилетней давности, кто станет принимать их всерьез? Спустя столько лет этот факт подтвердить невозможно.
А вот схематический чертеж, над которым поработал профессионал. Графически восстановлена траектория полета пули, выведение ее в место на схеме, откуда предположительно произведен выстрел. Чертеж стрельбища и местности в двух проекциях, отмечено условно тело погибшего и пулевое повреждение. Соединенные линии продолжают линию в направлении, обратном полету пули.
Турецкий обхватил голову руками и напряженно изучал чертеж и его расчетные выводы. А ведь есть зацепка! Обратная линия полета пули свидетельствует о том, что во время выстрелов Гущиной и Белоброва директрисы полета их пуль практически совпадают. Значит, виновниками гибели человека могли быть как Гущина, так и Белобров! Почему же никто не высказал подозрения в адрес Белоброва? Или высказывали, но только это нигде не зафиксировано? Турецкий стал перелистывать страницы дела. Нет, имя Белоброва не упоминается. Только его личные показания. Да и в тех он даже защищает ее. Хотя можно ли назвать словами защиты его оговорки, что имеет место несчастный случай? Между тем он заявляет, что первый готов поставить свою подпись под прошением о смягчении наказания для Гущиной. Итак, своей защитой он не отрицает, что она могла допустить ошибку.
Турецкий так увлекся изучением чертежа, что не услышал, как Грабовенко в очередной раз встал из-за стола и подошел к нему.
— Ну, и что нового вы узнали? — искусственно равнодушным тоном спросил Грабовенко.
— Да пока ничего, — также равнодушно ответил Турецкий. — Скажите, Василий Петрович, а с экспертом по баллистике Желтковым можно увидеться?
— Да, он на втором этаже. Последняя дверь направо. А что? — сразу насторожился Грабовенко.
— Да хочу кое-что уточнить.
— Но ведь в его заключении все описано подробно. Я бы сказал, исчерпывающе.
— Я уже прочитал заключение. Но мне хотелось бы с ним поговорить. Так что я вас ненадолго покину. Вы уж извините, что я задержался. Не хочу вас огорчать, но, возможно, мне придется провести у вас в кабинете целый день. А может, и не один.
— Я обедать ухожу, — буркнул Грабовенко. — Кабинет закрою. Так что приходите не раньше чем через час.
— Хорошо, — дружелюбно улыбнулся Турецкий. — Только позвоните ему, пожалуйста, чтобы он не очень удивился. А то не хочется его волновать. Если я представлюсь, что приехал из Москвы по делу десятилетней давности, еще чего доброго напугаю его…
— Он у нас не из пугливых, — пробурчал Грабовенко, но телефонную трубку взял.
— Благодарю вас. Приятного вам аппетита.
Турецкий излучал саму вежливость, и Грабовенко в ответ изобразил на лице кривоватую улыбку. Он все еще не мог взять в толк, зачем понадобилось возвращаться к давно закрытому делу, и поэтому с трудом скрывал раздражение.
За дверью слышались голоса, веселый смех. Похоже, у эксперта собралось общество. Турецкий постучал в дверь, выглянул невысокий худощавый человек средних лет в больших очках на крючковатом носу и первый протянул руку.
— Желтков Иван Григорьевич.
Турецкий назвался и пожал его небольшую крепкую руку.
— А это мои гости, коллеги, — представил Желтков небольшую компанию, которая сидела вокруг лабораторного стола, заставленного бумажными тарелками со скромной закуской. Две бутылки с водкой, уже наполовину опустошенные, стояли между тарелками.
— У меня сегодня день рождения, так что вы как раз к столу. Вот решили воспользоваться обеденным временем и отметить, так сказать, в узком кругу. Прошу вас… — радушно пригласил он Турецкого.
Тот смутился только на секунду, но, почувствовав, как в животе заурчало от голода, принял приглашение.
— Мои поздравления! Кстати, вы курите?
— Да, а что? Сильно накурили?
— Да нет, хочу вам сделать небольшой подарок. А то приходить на день рождения без подарка как-то нехорошо.
Турецкий полез в карман и вытащил зажигалку в виде бронзовой бомбочки.
— Французская. Как раз вам в тему.
Гости рассмеялись, Желтков смущенно улыбнулся.
— Да как-то и неудобно… Но не откажусь. Я коллекционирую зажигалки. А такой еще не видел. Тем более французская…
— Тем более в тему… — подхватила миловидная женщина с пышной прической и весело рассмеялась.
Компания Желткова понравилась Турецкому. Они со вкусом, но не жадно, пили водку, закусывая нехитрой закуской, подшучивали друг над другом и было видно, что коллеги относились друг к другу с искренней любовью. Никто не интересовался, зачем Турецкий пожаловал в лабораторию, но любопытные взгляды бросали. Он до поры до времени помалкивал, а потом, освоившись, и сам развеселился и рассказал несколько анекдотов. Час пролетел незаметно, народ стал расходиться. Женщины быстро убрали со стола и, с любопытством взглянув на прощание на московского гостя, вышли.