— Здравствуй, солнышко мое! — радостным голосом поприветствовал он ее. — Как ты там без меня?
— У меня все в порядке, — отозвалась Ирина действительно довольно бодрым голосом. — Лежу читаю Агату Кристи и жду, когда принесут обед… А ты чего такой веселый? Случилось что?
— Ну ты даешь! — едва не подпрыгнул на стуле Александр Борисович. — Когда я грустный — с твоей точки зрения, что-то случилось. Когда веселый — то же самое… Ир, ты что?
— Ты где? — не обратив внимания на его выпад, спросила Ирина Генриховна.
— Как это — где? На р-работе, конечно! Сижу, с бумажонками путаюсь… Хочешь, позвони Меркулову и спроси, где я!
И только тут, сообразив, что рычит на жену, спохватился:
— Прости, солнышко… Меня и правда эта писанина достала… Это я не на тебя орал, а на бумаги!
— Я так и поняла, — вздохнула Ирина Генриховна. — Когда приедешь?
— Выберусь отсюда ровно в семь, а там как повезет.
— Не гони, пожалуйста, поезжай осторожно, — с ворчливыми интонациями заботливой мамаши снова не удержалась и посоветовала Ирина. — Катька сегодня дежурит и бегает ко мне чуть ли не каждые полчаса, не волнуйся. И я правда чувствую себя много лучше.
— Не забывай, что Семен Львович настоятельно рекомендует тебе побольше лежать и поменьше ходить, — напомнил Александр Борисович. — Я буду вовремя!
И с некоторым облегчением попрощался с женой.
….Ирина Генриховна завершила разговор с мужем с несколько странным ощущением. Она очень хорошо чувствовала, когда Шурик ей что-то недоговаривает. И хотя, судя по всему, сейчас он не лгал и действительно находился на рабочем месте, настроение у нее почему-то все равно испортилось, а читать Агату Кристи расхотелось.
«Это просто мое воображение, — попыталась уговорить себя Ирина. — Психика во время беременности меняется, вот уж не думала, что в эту сторону…»
И повторила вслух почти то же самое, увидев входившую к ней в очередной раз Катю, которая рядом с Ириной казалась особенно стройной в туго обтягивающем халатике.
— Знаешь, Кать, — грустно произнесла Ирина, — никогда не думала, что все беременные становятся такими дурами ненормальными…
— Не все! — сердито заверила ее подруга. — Только жены разных там Турецких и прочих ментов!
— Какой он тебе мент? — немедленно обиделась за мужа Ирина Генриховна. — Спутала божий дар с яичницей!.. — Никогда особо не разбиралась, кто есть кто в наших органах, — беспечно отмахнулась та. — Уфф!..
Она со всего маху брякнулась на стул возле Ирининой кровати.
— Ну и устала я!.. Целых полтора часа одного идиота откачивала… Передоз…
— Только не вздумай посвящать меня в детали, — испугалась Ирина. — И без того тошнит…
— Тошнит? — Катя моментально насторожилась. — У тебя что, токсикоз второй половины начался?
— Не знаю, — грустно отозвалась та.
— А Зоскин что говорит?
— Он пока не в курсе, меня тошнить начало совсем недавно… Я ему сказать еще не успела… Ты куда?
— Пойду найду Львовича, пусть взглянет на тебя!
— Не надо! — разволновалась Ирина Генриховна. — Кать, прошу тебя… Меня тут и так бабы из других палат ненавидят — думают, я жена какой-то шишки… Шишка — это Турецкий…
— Тебе с этими бабами что, детей крестить? — возмутилась Екатерина. — Подумаешь, мужа к тебе допустили… Да сейчас во всех больницах и даже роддомах блатных навалом, все это знают! А может, у тебя случай особый?!
— Здесь у всех случаи особые… Прошу тебя, не ходи! Будет вечерний обход, сама скажу.
Однако остановить ее подругу, если та что-то вбила себе в голову, пока что еще никому не удавалось. Погрозив Ирине кулаком, ты вышла из палаты, пообещав скоро вернуться. Семена Львовича она нашла в его кабинете рядом с ординаторской. Сидя за столом, он внимательно разглядывал какой-то снимок. Увидев Катю, тут же нахмурился:
— Что-то не в порядке с Турецкой?
— Жалуется на тошноту. — Катя без приглашения села возле доктора на пустующий сбоку от стола стул. — Похоже на токсикоз второй половины…
— Я бы не слишком удивился. — Семен Львович вздохнул и кивнул на пленку. — Вот как раз сидел разглядывал… У вашей подруги многоводие…
Екатерина нахмурилась и вопросительно посмотрела на доктора:
— Вы же знаете, я в вашей области не спец… Чем это чревато и для кого: для Иры или для ребенка?
— Я бы сказал, в той или иной степени осложняет существование обеих… Только очень вас прошу: Александру Борисовичу ни слова, он и так задерганный.
Катя кивнула, а Зоскин продолжил:
— Многоводие часто замедляет развитие плода — это что касается ребенка… Ну а в отношении Ирины Генриховны — для ее срока, если вы обратили внимание, животик у нее великоват… Словом, дополнительное давление на органы, органы в свою очередь…
— Я поняла! — перебила его Екатерина. — Многоводие делает вынашивание еще более проблематичным… Вот черт!
Семен Львович неодобрительно покосился на свою коллегу: он терпеть не мог, когда кто-нибудь чертыхался, особенно женщины. Однако счел за благо на сей раз данный факт никак не комментировать. — Ирина собралась сегодня обедать в столовой, — наябедничала Екатерина. — Никакие аргументы не помогают. Ее, видите ли, смущает, что другие бабы… Простите, пациентки, на нее косо смотрят, завидуют особым условиям!
— Обедать она будет в палате! — сердито произнес доктор и поднялся со своего стула. — Пойдемте, посмотрю ее… Заодно категорически запрещу в ближайшие дни подниматься с постели и ходить куда-либо, кроме туалета. Нам только токсикоза с ней не хватало!
— Только меня не закладывайте — насчет столовой!.. — всполошилась Катя. — Она обидится, надуется и перестанет со мной разговаривать… Как я тогда буду Борисыча ее подменять? Такая вредная стала! Никогда раньше такой не была.
— Все наши пациентки капризничают, — усмехнулся Семен Львович, останавливаясь у дверей Ирининой палаты. — Кто-то больше, кто-то меньше… Но все. Так что потерпите уж… Кто знает, может, и вам придется пройти в свое время через подобное испытание…
И, сообразив, что допустил бестактность этим предположением по отношению к далеко не молоденькой, но не бывавшей замужем коллеге, смутился:
— Возраст у вас еще долго будет детородный…
Катя, казалось, ничуть не обиделась, скорее перепугалась.
— Ну уж нет, мне не придется! — заявила она убежденно. — Спасибо большое, но с меня хватит того, на что я тут у вас насмотрелась… Одна Ирка моя чего стоит!.. Уж если она с ее терпеливым характером и трепетной натурой превратилась в вечно встревоженную курицу, легко представить, что может произойти со мной!
— И что же? — Доктор невольно улыбнулся, взявшись за дверную ручку, но не поворачивая ее.