— И в чем же заключается ваш вопрос?
— Дело в том, что меня обуревают некоторые сомнения… Я подозреваю, что там все-таки труп.
И надо было сразу сообщить любому милиционеру. Но… Вот тут и появились сомнения. Во-первых, кто я? Да первые же подозрения падут именно на меня. Далее. Сейчас я — никто, но у меня появилась надежда вместе с вашим появлением, что этот вопрос может, в конце концов, как-то разрешиться. В случае же, если меня притянут даже в качестве свидетеля, можно считать, что все пропало.
— Вы абсолютно логичны, Володя. И рассуждаете, как человек, знакомый со следственными действиями. А этот момент вам, простите, ничего не подсказывает? Откуда у вас такие познания?
— Увы, я чувствую, что просто знаю. Изначально. Так что вы посоветуете?
— Если вы захотите прислушаться к моему совету, то вам следовало бы немедленно одеться и уйти с этого места как можно дальше. И сегодня здесь больше не появляйтесь. Пляж огромный, найдите себе другое место. И никому не рассказывайте о своей случайной находке.
— У меня нет сомнений, что вы желаете мне пользы, — сказал Володя и стал неторопливо одеваться. — Впрочем, я и сообщить не мог бы, ибо лишен элементарной телефонной связи. Я знаю, что у меня был мобильный аппарат, но где он, — увы, не могу вспомнить. Как и многое другое… Как вы думаете, Александр Борисович, а завтра я смогу прийти сюда? Здесь мне как-то привычнее.
— Полагаю, вполне.
— Благодарю вас за совет, — сказал Володя, набрасывая куртку на голые плечи, а рубашку, как флаг, расправляя на своей трости, чтоб быстрее сохла. — Я пойду?
— Да, всего вам доброго, я думаю, в ближайшие дни мы еще встретимся…
Турецкий проводил Полковника взглядом и пошел к лестнице. Снизу, с земли, естественно, ничего видно не было. А труп появился перед глазами лишь тогда, когда Александр Борисович поднялся почти до уровня набережной. В том, что это труп, сомнений не было. У Володи все-таки близорукость, а Турецкому очки были нужны лишь для чтения. Поэтому он увидел то, чего не мог заметить Полковник: голова у лежащего тела, на которой плотно сидела спортивная синяя шапочка-бейсболка, была неестественно вывернута набок — у живого так быть не может. Конечно, и тут прав Володя, труп, скорее всего, сбросили сверху, не утруждая себя необходимостью как-то прятать тело. Видно, расчет строился на том, что сразу не обратят внимания, а потом уже все равно. Либо очень торопились… Торопились? Почему? Преследовали их или они сами удирали? И потому не стали искать более укромного места? А таких — выезжай за город — здесь полно, между прочим… Странно, что шапка не слетела при падении тела. Приклеенная, что ли? Глупость, конечно… Но проверить можно только одним способом: спуститься, пролезть через чащобу колючего кустарника и потрогать руками. А это тебе надо, Турецкий? Нет…
И последний вывод: труп, конечно, криминальный. На это указывали также кроссовки и спортивная форма, в какой обычно ходит братва, осуществляющая еще с начала девяностых годов рэкет на диких рынках. Так кто же его приговорил? Свои бы не бросили, у бандитов смерть на «работе» — событие почетное, гранитный памятник на кладбище, считай, обеспечен. Чужие? Этим — все равно. Эти могли и бросить, как собаку. Значит, конкуренты.
В принципе, следуя логике этих рассуждений, картинка была ясная. «Фотик» трупа, в смысле мертвого лица, надо поочередно предъявить местным паханам или бригадирам, которые в здешней милиции наверняка известны. Вот и выявится как сама жертва, так и «заинтересованное» лицо. Никаких особых проблем. Впрочем, таким образом Александр Борисович описал бы ситуацию студентам-слушателям, скажем, юрфака. Но их, к счастью, рядом не было.
Почему — к счастью? А потому, что первая мысль о том, как быть дальше, была трусливенькая: оставить все, как есть. Но помешал уже, видимо, въевшийся в душу профессионализм. И вместе с ним тоже, как и у Володи, возникла дилемма: влезать в явный криминал, не имея документов, — дурость, и — сообщить все равно надо. А собственно, чего думать? Милиция — везде 02!
И он, отойдя по пустынной набережной за три квартала, достал мобильник, набрал код города и 02. Ему привычной скороговоркой ответил дежурный.
— Под лестницей на пляж, что у площади, справа, — криминальный труп, — сказал Турецкий.
— Кто говорит? — быстро спросил дежурный.
— Случайный прохожий.
— Фамилия? — рявкнул тот.
— Она вам ничего не скажет… Ну Турецкий.
— А-а-а… — словно растерялся мент. — А мы вас!.. — Он попытался что-то сказать, но Александр Борисович его опередил:
— Бэ-э… А я вас!.. — И он, рассмеявшись собственной шутке, отключил телефон…
«Что — а мы вас? — думал Турецкий, споро шагая по направлению к „Усладе“ тетушки Валентины. — Ищут, что ли? Этот Плетнев, с подачи Кости, вполне мог объявить в розыск. Только хренушки им обоим! Пусть-ка Костя сперва со своим долгом разберется. Узнает, позвонит, вот тогда и потолкуем. А пока всякой ерундой, вроде того, кому понадобилось отключать в городе свет, пускай занимается „широко известный в узких кругах пинкертон“ Антон Плетнев! Как про таких „наглецов“ говаривал бывший президент? „Лучший министр всех времен и народов“? Что ж, какой был президент, таковы у него были и министры. Вот и этот сыщик… всех времен и народов…»
И, решив для себя так, Александр Борисович успокоился, вычеркнув на время «некоего Плетнева» из памяти… Конечно, на время — куда от них от всех денешься?!
Ирина проснулась рано. Но когда она, накинув халат, вышла на кухню, чтобы включить чайник для первой чашки утреннего кофе, услышала еще в коридоре легкие щелчки. Это, вероятно, Васька, в последние дни, по понятным причинам, переселившийся в пустую комнату Нинульки, с утра пораньше включился в очередные игры на компьютере. Совсем помешался мальчишка на этих бесконечных модных «стрелялках».
Ирина заглянула в комнату дочери. Так оно и есть. Но только мальчик не рыскал какими-то тайными тропами в искусственных зарослях непонятных, внеземных джунглей и не отстреливал доисторических чудовищ, а старательно рисовал что-то на мониторе.
Подумала: пусть поиграет, все лучше, чем по двору носиться. С дачей-то так ничего и не получилось, поломал им поездку Турецкий. И сам исчез, и Катя словно с цепи сорвалась: не поеду! Прав, мол, Сашка, развели тут черт знает что, да еще у него на глазах! Да никакой мужик такое не сдюжит!.. Словом, завелась. Вот и остался Васька в городе. И теперь отец его мотается по городам и весям, разыскивая Шурку, Катя дуется, и даже Костя Меркулов в телефонных разговорах перешел на скучный, профессионально-деловой тон. Одна душевная разрядка и осталась — Васька…
— Привет, чем занят? — спросила она.
Увлеченный мальчик даже не обернулся. Ответил, не отрываясь от экрана, на котором было изображено развесистое дерево, похожее на все на свете абстрактные деревья, которое он увешивал красными кружками.
— Это я тренирую память…