— Так вы тоже германец? — удивился фон Бергер, обращаясь к барону.
— Сейчас вы в этом убедитесь, — резко ответил фон Тирбах, зло поглядывая на беглецов. — Получайте автоматы и гоните этих трусов к оврагу.
Не прошло и пяти минут, как из оврага донеслись какие-то нечеловеческие, душераздирающие вопли.
— Что там происходит? — не удержался Кульчицкий. — Они что, распинают их там?
— Вам с вашими нервами, господин капитан, лучше не видеть того, что видят сейчас фон Бергер и Киргарт.
Поляк непонимающе взглянул на подполковника и пожал плечами. Еще какое-то время вопли продолжались, потом все затихло, и трое немцев во главе с фон Тирбахом появились из оврага, словно из преисподней. Лейтенант Киргарт не выдержал, и на виду у всех его вырвано, да так, что, казалось, уже ничто не способно было спасти от этой погибельной рвотной истерии.
Между тем Курбатов спокойно взглянул на часы. Прошло ровно десять минут. Поручик еще раз доказал, что он истинный германец. О том, что Тирбах доказывал это, предавая беглецов растерзанию, подполковник пытался не задумываться. Однако заметил, что немецкие офицеры поглядывают на барона с явной опаской и стараются держаться подальше.
— Так что же там произошло? Я не слышал ни одного выстрела, — все же решил раскрыть тайну оврага капитан Кульчицкий, пока Власевич отпаивал Киргарта из солдатской фляги.
— Это было ужасно, — пробормотал фон Бергер, брезгливо подергивая плечами и поеживаясь. При этом он косил глаза на фон Тирбаха, не зная, позволено ли ему распространяться о каких-либо подробностях этой страшной казни.
Однако сам поручик попросту не обращал на них внимания. Он по-быстрому обмыл руки, забрался в кузов и, привалившись спиной к переднему борту, подставил лицо жарким лучам солнца.
— Одного он резал ножом, — фон Бергер плохо владел русским, но теперь этот язык вообще давался ему с трудом. — Захватив голову, резал ему горло, словно барану. Глядя на это, другой пленный потерял сознание.
— Настолько слабые нервы? — высокомерно уточнил Кульчицкий.
— Но барон привел его в чувство и разорвал рот окровавленными пальцами. А затем удушил. Хотя… такого попросту не могло происходить, — очумело вертел он головой.
— Во всяком случае, на фронте видеть такого мне не приходилось, — поддержал его Киргарт. — Эта казнь будет сниться мне всю жизнь.
— Все, прекратили! — прервал их излияния Курбатов. Жестокостью Тирбаха удивить его было трудно. — Мы и так потеряли слишком много времени. В путь, а то ведь через какое-то время все дороги будут перекрыты.
Они видели, как тот, кого осаждали в горящей хате, выбрался на камышовую стреху и затравленно оглянулся.
— Что, полицаюга, дожеребцевался по нашим бабам?! — торжествующе крикнул один из вооруженных сельских активистов. — Слезай, кастрировать будем!
Кто-то из крестьян пальнул по полицаю, но не попал, а сухощавый милиционер, который прятался за углом сарая и был среди них за старшего, тотчас же приказал прекратить стрельбу.
— Деваться ему все равно некуда, разве что в себя пальнет, — объяснил он остальным шести «истребителям», которые залегли за полуповаленной оградой усадьбы или так же, как он, прятались за дворовыми постройками.
— А у него уже нечем пулять! — вновь подал голос въедливый мужичок, заботившийся о нравственности деревенских баб. — Ему уже не то что стрелять, но и помочиться не из чего — вот что я вам скажу!
Поддавшись собственному злословию, он не заметил, как едва уловимым движением полицай приподнял обрез и поставил свинцовую точку на всем том, что «истребитель» успел сказать и чего уже никогда не выскажет.
Очевидно, это была последняя пуля, и полицай выстрелил сгоряча, не выдержав насмешек. Поняв свою оплошность, он метнулся назад, под защиту стрехи, отсидел там недружный залп осаждающих, а затем, уже задыхаясь or дыма, покатился по скату крыши вниз, к ногам победителей.
Однако в ту самую минуту, когда пятеро торжествующих «истребителей» окружили лежащего полицая, группа Курбатова, которая до сих пор таилась на склоне подмытого паводком берега речушки, огненно проредила их, заставив одних навечно предать свое тело земле, других — залечь или разбежаться.
И пока быстро пришедший в себя совратитель деревенских вдов заползал за полуразрушенный сарай, диверсанты прикрывали его огнем, не давая «истребителям» возможности приподняться.
— …Что полицаем был — это мы уже знаем, — на ходу бросил Курбатов, уводя спасенного вместе с остальной группой но берегу, к ивовым зарослям. — Нас интересует — один ты здесь или же где-то поблизости целый отряд?
— Кто же вы такие, Господи? — только сейчас разглядел полицай, что все его спасители, включая и фон Бергера, облачены в красноармейскую форму.
— Диверсанты, как ты уже мог бы и догадаться, — ответил за Курбатова фон Тирбах. — Так сколько вас?
— Один остался. Было трое.
— И все полицаи?
— Один из дезертиров. Другой — черт его знает кто такой. Вроде как из тюрьмы беглый. Все равно их уже нет.
Стрельба затихла. Курбатов поднялся на поросший кустарником косогор и, к своему удивлению, убедился, что группу никто не преследует. По шаткому мостику, большая часть досок которого была сорвана, они сумели переправиться на ту сторону, даже не замочив ног, и полицай, успевший выпросить у Власевича два патрона для своего обреза, ликующе пальнул в сторону горящей хаты, возвещая, что и в этот раз схватить его «истребителям» не удалось.
Почти два часа они уходили по топким перелескам, по вязким глинистым пригоркам и заливным углам, по окраинам которых увядали под солнечными лучами стога первого покоса. Но именно тогда, когда казалось, что никакой погони последовать уже не может и самое время передохнуть, где-то впереди послышался гул автомобильных моторов, а затем громкие отрывистые команды.
— Ну вот, кажется, пришли-погуляли, — проворчал Кульчицкий, вырвавшийся вперед и первый разглядевший две машины, с кузовов которых спрыгивали солдаты.
— Что будем делать? — подполз он к залегшему у края малинника Курбатову.
— Видишь, вон там, впереди, почти у опушки, кустарник?
— Вижу. Глина. Что-то вроде старого заброшенного окопа.
— Что-то вроде. Передай: короткий бросок к полуобгоревшей сосне, а дальше — ползком. И чтобы ни звука.
Его расчет оказался психологически точным. Никому из солдат, получивших приказ прочесать этот небольшой лес, и в голову не могло прийти, что диверсанты, которых им следовало обнаружить, затаились буквально у опушки, сгрудившись в старой, оставшейся, наверное, еще с начала войны, воронке. Все пространство вокруг кустарника было затоплено дождевым разливом, и его обошли, устремляясь в густоту дубрав. Тем более что с той стороны леса, со стороны деревни, уже доносились голоса и одиночные контрольные выстрелы — это другая цепь солдат двигалась им навстречу.