Две недели спустя, после того как были выполнены все приказы обер-диверсанта рейха, Шведт и его ближайшие окрестности действительно были превращены в мощный плацдарм, в зону которого вошли Ангермюнде, Цеденник и ряд других близлежащих городков. Лед на Одере был взорван, мосты через него разрушены, а на берегах затопленных низменностей, по которым не мог пройти ни один русский танк, ни одна машина, появились двойные линии окопов и блиндажей. В опорные пункты были также превращены многие дома и целые кварталы; каждая кирха и каждый замок перевоплощались в крепость; даже стоявшие В речных заливах суда и катера преобразовывались в своеобразные плавучие огневые точки, препятствовавшие переправе русских.
Скорцени прекрасно понимал, что плацдарм сковывает большую массу русских войск и что его падение открывает путь вражеским дивизиям к непосредственной линии обороны Берлина. Но в то же время он прекрасно понимал, что удерживать сколько-нибудь долго этот плацдарм будет невозможно, ибо уже через неделю вся эта немногочисленная, но стойкая группировка окажется в полном окружении.
— Господин оберштурмбаннфюрер, — доложил ему Штубер, когда однажды поздно вечером Скорцени вернулся в Шведтбург после очередного объезда нескольких районов плацдарма, — у рации командующий группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Гиммлер.
— Какая еще группа армий «Висла», когда враг уже на левом берегу Одера?! — проворчал Скорцени, направляясь вслед за Штубером в комнату, служившую штабным узлом связи. — Назвали бы уж, для приличия, группой «Одер».
— Кстати, когда Гиммлер, который хорошо помнит меня, спросил, как у вас дела, я ответил, что теперь под вашим командованием находятся войска численностью до двух дивизий, а вам все еще не дали даже полковничьего чина.
— Кто позволял вам задавать такие вопросы, Штубер? — не особенно огорчившись — у него и кроме бестактных вопросов Штубера было чем огорчаться, — спросил Скорцени.
— Не позволили, а вынудили… Все те армейские чины, которые прямо высказывают недоумение тем, что генерал и два десятка полковников вынуждены выполнять приказы подполковника.
— Считайте, что оправдались, И как отреагировал Гиммлер?
— Промолчал, напомнив, после неуместной паузы, чтобы я поскорее отыскал вас.
В сущности, Штубер был прав: Скорцени действительно порой чувствовал себя неловко оттого, что приходилось отчитывать генерала и полковников. Но знал он и то, что ни Гиммлер, ни тем более Гитлер не решатся повышать его в чине. Это было уже понятно всем, кто его знал, кто следил за его подвигами и продвижением по службе. Однако обер-диверсант рейха не желал впадать сейчас в амбиции обойденного в чинах.
— Я знаю, что, невзирая ни на что, вы все еще удерживаете свой Шведтский плацдарм, — донесся до него сквозь легкие помехи взволнованный, глуховатый голос командующего группой армий. — Это вызывает удивление даже у очень опытных фронтовых генералов.
— Как офицер, я всегда руководствуюсь девизом Генриха Саксонского: «Приказ должен быть выполнен!»
— Сколько еще продержится ваша группа?
— До полного окружения, а также физического истощения и истощения боеприпасов. Точнее, не более пяти суток, — твердо ответил оберштурмбаннфюрер. — Так что целесообразнее влить эту группу подразделений в первую линию обороны Берлина. Кроме всего прочего, таким образом мы спасем от истребления остатки наших истребительных батальонов.
— Тем более что фюрер и так убежден, что они уже перебрасываются в Альпы для создания укрепленного района «Альпийская крепость», последнего оборонного рубежа рейха. В тот горный район, в который кое-кто из фельдмаршалов советует фюреру передислоцироваться вместе со своим личным штабом уже сейчас. Вы понимаете меня, Скорцени, уже сейчас. В то время как «Альпийская крепость» еще не создана.
— И каков будет приказ?
— У нас все еще достаточно генералов для того, чтобы принять у вас командование Шведтским плацдармом и заняться отводом его подразделений к линии берлинской обороны. Вы же с остатками своих истребителей отбываете в «Альпийскую крепость», не забывая при этом о подготовке к эвакуации руководства рейха с помощью известного вам морского соединения. Поскольку окончательного решения по поводу линии поведения рейхсканцелярии и личного штаба фюрера еще не принято, нужно предусматривать варианты.
Скорцени понимал, что скрывалось за этой недосказанностью Гиммлера. Ни он, ни кто бы то ни был иной не мог с точностью сказать, как поведет себя фюрер дальше, какое примет решение. Одни предлагали до конца оставаться в Берлине и добиваться сепаратных переговоров с Западом, другие настаивали на немедленном перебазировании рейхсканцелярии и штаба Верховного главнокомандования в «Альпийскую крепость» или на север, в район Фленсбурга, под защиту флота, войск СС и отборных частей морской пехоты Деница.
При этом не исключалось и тайное бегство в Испанию, Аргентину или Юго-Западную Африку, с передачей фюрерских полномочий Герингу, Деницу или Гиммлеру и с подменой Гитлера на им же, Скорцени, взлелеянного двойника.
Предложений возникло несколько, однако решение обязан был и мог принять только сам фюрер. Но он его упорно не принимал, ставя в затруднительное положение всех, кто все еще пытался заботиться о его безопасности и его спасении во имя спасения нацистского движения. Или кто желал скорейшего самоотстранения его во имя успешных переговоров с англо-американцами.
— Когда именно прикажете отбыть в «Альпийскую крепость», рейхсфюрер?
— Завтра к восьми утра за вами прибудет транспортный самолет.
* * *
Лишь спустя несколько дней Скорцени узнал, что, по странному стечению обстоятельств, уже через полчаса после разговора Гиммлера с комендантом Шведтского плацдарма ему позвонили из приемной Гитлера.
— Как хорошо, что вы оказались на месте, Гиммлер, — как всегда, слегка прогнусавил личный адъютант Гитлера обергруппен-фюрер СС Юлиус Шауб. — С вами будет говорить фюрер.
— О чем? — поспешил поинтересоваться командующий группой армий «Висла». Иногда такое любопытство срабатывало, и Шауб успевал сообщить или хотя бы намекнуть, что именно может интересовать хозяина ставки. И был слегка обескуражен, когда ответ услышал голосом самого вождя:
— О Скорцени будем говорить, Генрих, о Скорцени. Почему никто не докладывает, где сейчас находится этот мой личный агент по особым поручениям?
— По моему приказанию он командует группировкой войск на плацдарме в районе Шведта, где уже проявил себя как исключительно храбрый офицер.
— Так это он создал тот самый знаменитый Шведтский плацдарм?! — искренне удивился Гитлер, хотя рейхсфюрер мог поклясться, что в одном из донесений о боях на Одере уже называл имя обер-диверсанта.
— Причем сражался там с исключительной храбростью, — решил воспользоваться слабостью Гитлера и поднять настроение, расхваливая подвиги его любимца. — Там, где оборону держал Скорцени, ни один русский не прошел. Будь в нашем распоряжении хотя бы несколько таких генералов, мы остановили бы коммунистов еще на Висле.