— Постойте, а сам Скорцени, что, в свое время уже умудрился побывать здесь? — Естественно.
— Жаль, что вы не сообщили мне об этом чуточку раньше, можно было бы получше подготовиться к визиту.
Даже беглого взгляда на стену было достаточно, чтобы определить, что рука камнереза ее никогда не касалась. И все же было в ней что-то такое, что заставляло задерживать на ней взгляд. Прежде всего, те кто маскировал ее, не учли, что и по цвету своему, и по составу породы, и даже по конфигурации выступов, она резко контрастировала с остальными участками этой горной чаши.
— Бьюсь об заклад, что стена эта — искусственная, — негромко молвила Лилия адмиралу, первой берясь за вытесанные из гранита перила лестницы — узкой, но некрутой и выложенной из все того же шероховатого черного туфа.
— Должны же были арий-атланты каким-то образом замаскировать вход в свой подземный эдем.
— Если мы спускаемся с той возвышенности, о которой рассказывал Скорцени, то называется она у атлантов Жертвенником Повелителя.
— Как вы изволили выразиться? «Жертвенником»?
— Да-да, адмирал, Жертвенником.
— И Скорцени был убежден, что он служит для приношения человеческих жертв? — поеживаясь, оглянулся адмирал на плато, с которого они спускались.
— Ну, о самих жертвоприношениях он ничего не говорил. Впрочем, я и не спрашивала о них.
— О чем же вы тогда спрашивали его? — разочарованно молвил адмирал. — Хотя вы, понятное дело, не помните.
— Почему же, помню: о женщинах.
— Об этих? Из подземелий? Об атлантках?
— И не только. Разговор происходил, как вы сами понимаете, в постели. И я почувствовала, что он не голоден. Сексуально не голоден. Обычно он набрасывался на меня — как изголодавшийся пес — на лакомую кость, а в тот раз мои формы почему-то не вдохновляли его. Не странно ли. Я, знаете ли, к таким обломам не привыкла.
— Убирайтесь к дьяволу, Фройнштаг, — поморщился адмирал, преодолевая последнюю ступеньку лестницы. — Нашли о чем разговаривать после того, как прямо там, в постели, он поведал вам о жертвеннике атлантов.
— А у нас все разговоры происходили в постели. Таким образом мы уплотняли время свиданий.
— Неужели они до сих пор умудряются соединять космическую технологию своих дисколетов и посещение иных планет и галактик — с обрядом жертвоприношения, обрядом африканских дикарей?
Фройнштаг собиралась что-то ответить, но в это время увидела, как из-за скального выступа плато появляется тот самый пилот, который спускался по другую сторону возвышенности..
— И все же это вы, господин Консул Внутреннего Мира! — воскликнула она. — Я так и поняла. Не поняла только — почему вы не подошли к нам еще там, на плато.
Прежде чем ответить, Консул приблизился еще на несколько шагов. И вновь, как и тогда, когда увидела его впервые, Фройнштаг вынуждена была отметить про себя, что это был удивительной красоты мужчина: средних лет, двухметрового роста, с почти правильными, эллинскими чертами лица и пышной шевелюрой светло-русых, аккуратно подстриженных волос, укладкой своей внешне напоминающих шлем римского воина.
— Не подошел. Не хотел. Давал вам возможность осмотреться, обсудить ситуацию и немного свыкнуться с окружающим миром.
— Разумно, — признала Фройнштаг.
— Кстати, вы обратили внимание, что здесь, в горной чаше, почти не ощущается холода? — скептически осмотрел Консул меховые полярные куртки германки и американского адмирала, словно хотел предложить им тотчас же раздеться. — Не только арктического, но и вообще никакого.
— Судя по тому, что здесь нет ни льда, ни даже снега, — согласился адмирал Брэд и тотчас же представился Консулу. В ответ тот лишь вежливо кивнул, подразумевая, что адмирал знает, как к нему следует обращаться.
— Мы даже не догадывались, что в Антарктиде могут существовать подобные климатические оазисы, — молвил адмирал.
— Однако настоящий оазис ждет вас там — указал раскрытой ладонью на черно-коричневатую стену Консул. — Это совершенно иной мир. Если помните, Фройнштаг, я немного рассказывал вам об этом мире.
— Слишком мало, слишком скупо, и в основном не мне, а все-таки — Скорцени. Почему-то… — отчеканила Фройнштаг, в каждое свое слово вкладывая столько сугубо женского укора, сколько оно способно было вместить. — И в этом заключалась ваша ошибка.
Судя по всему, Консул решил, что в ее словах содержится слишком много избыточной, подтекстовой информации, поскольку поморщил лоб и какое-то время соображал, как ему расшифровывать эту информацию, а главное, как на нее реагировать.
А тем временем… тем временем Лилия уже вовсю реагировала на само его присутствие, на его физическую близость. Причем реагировала сугубо по-женски.
Консул стоял теперь в каких-нибудь четырех шагах от них, однако Фройнштаг чувствовала такое влечение к нему, так ощущала его мужскую силу, словно уже внешне и внутренне обнаженная пребывала в его объятиях.
При этом Лилии не нужно было особо напрягать память, чтобы вспомнить, что точно такое же, если только не еще более сильное и обостренное, влечение к этому «неземному мужчине» — как гауптштурмфюрер называла его про себя — она чувствовала и во время двух предыдущих встреч с ним.
Они действительно встречались дважды, но всякий раз рядом с ними оказывались Скорцени и еще несколько совершенно лишних мужчин, которых она готова была не столько расстрелять из своего «вальтера», сколько самым банальным образом растерзать. Голыми руками. Только бы они исчезли с ее глаз. Причем Фройнштаг бесило, что сам Консул при этом оставался совершенно равнодушным по отношению к ней и ничего, абсолютно ничего, не предпринял для того, чтобы заполучить ее, если не на всю ночь, то хотя бы на часок.
Нет, с таким мужчиной — с ее Неземным Мужчиной — часика, естественно, оказалось бы маловато. Но это уже детали.
— Тогда говорить молено было не обо всем. Несколько столетий Внутренний Мир оставался совершенно закрытым для проникновения туда представителей Наземного Мира. Как, впрочем, и проникновения туда всевозможных «наземных» идеологий: фашистской, коммунистической, сионистской, коммунист-сионистской, расистской… Страна Атлантов защищалась от них, как от смертоносных вирусов.
— Хотите сказать, что теперь необходимость в такой защите отпала? — спросил адмирал. — Поэтому вы решили, что во Внутренний Мир можно впустить целую армию германских нацистов, со всем их вооружением и военно-техническим потенциалом?
— Америка впустила их к себе не меньше, — спокойно возразил Консул. — То же самое касается и других стран-союзниц. Но у нас есть оправдание: мы, арии, впустили в свою страну германских арийцев по крови и духу. А кого впустили вы?
— В основном ведущих ученых и беженцев, спасавшихся от гитлеровского террора.
— Не только, адмирал, не только. У нас есть сведения. Впрочем, не стоит об этом, — сдался Консул. — Сейчас не время предаваться эмоциям, — смилостивился он над американцем после небольшой, но пронзительной паузы.