— Почему вы не бросили в бой остальные дисколеты, бригаденфюрер? — не обратил внимания на ее слова адмирал фон Готт.

— Потому что в небе появился гросс-дисколет и прикрыл эскадру! — прокричал бригаденфюрер. — Мало того, его пилоты предупредили, чтобы мы не смели атаковать американские суда и наземную базу, иначе они применят «луч возмездия». И действительно, моторы двух наших субмарин заглохли, а приборы находящихся в воздухе самолетов вышли из строя.

— Это был дисколет атлантов?

— Нет, рейхсфюрер, Космических Учителей.

— Вы в этом уверены? — поугасшим голосом спросил вице-адмирал.

— Никаких сомнений. Дисколет «Небесного дозора»» с экипажем которого по душам не поговоришь.

— В таком случае приказываю: всем дисколетам, субмаринам и самолетам вернуться на базу.

Сунув свой миниатюрный радиотелефон в карман, фон Готт вопросительно взглянул на Фройнштаг.

— Эти чертовы Космические Учителя почему-то не возлюбили нас, германцев, еще во времена Гитлера. Они продолжают шантажировать своими «дозорными» дисколетами, противостоять которым мы пока что не способны.

— Очевидно, опасаются вспышки новой мировой войны и новых ядерных атак.

— Мало ли чего они опасаются, гауптштурмфюрер! Пусть они живут себе там, где живут, и не суются в наши земные дела. Мы, германцы, должны исходить только из интересов нашей нации, интересов рейха и арийской цивилизации. Кому, как не вам, офицеру СД, знать это, фрау Фройнштаг?

— Что бы вы сейчас ни говорили, ничто из сказанного вами не способно оправдать ваше нападение на американскую эскадру, адмирал. Особенно в то время, когда командующий эскадрой находится здесь, на переговорах. Кстати, Повелитель и его чиновники хотя бы знают, что в момент их переговоров с адмиралом Брэдом, вы затеяли настоящую битву?

— По вашему тону, гауптштурмфюрер, можно предположить, что вы этого не одобряете.

— Не одобряю, — резко ответила Фройнштаг. — решительно не одобряю. — А, выдержав небольшую паузу, мило улыбнулась. — Но давайте вернемся к тому, что нас объединяет.

— А что нас объединяет? — недружелюбно проворчал адмирал фон Готт. — Разве еще существует что-то такое, что способно объединять нас с вами, новоявленными швейцарцами и «стопроцентными американцами»?

— Существует. Имя, образ, символ, именуемый «Скорцени». Давайте считать, что я не слышала вашего разговора с бригаденфюрером, успокоимся и вновь вернемся к тому, что значит для Четвертого рейха, для вашей Рейх-Атлантиды имя обер-диверсанта рейха Третьего.

Барон фон Готт поиграл желваками, беззвучно пошевелил тонкими потрескавшимися губами…

В эти минуты он вел себя, как обиженный ребенок, которому надоело злиться, но который пока что не знает, как бы поделикатнее пойти на попятную.

— В конце войны многим казалось, — наконец заговорил он спокойным ровным голосом, — что диверсионный отдел Главного управления имперской безопасности во главе со Скорцени создает где-то здесь, в Антарктиде, или в Южной Америке, тайные базы германских диверсантов. А па самом деле он создавал тайную, подпольную Германию. Секретный рейх.

— Вы правы, он действительно грезил этим вашим «секретным рейхом», — согласилась Фройнштаг, выходя вслед за адмиралом фон Готтом из «Пристанища Посланника Шамбалы». — Поэтому сейчас он может гордиться своим детищем.

— Мы ждем того дня, когда Скорцени сможет прибыть в Рейх-Атлантиду как ее национальный герой.

44

Декабрь 1944 года. Антарктида.

Столица страны Атлантов Акрос.

Они вышли из Пирамиды Жизни и остановились на небольшом каменистом пятачке у подножия лестницы. Был теплый летний день. Фройнштаг привычно поискала глазами солнце, однако ни его, ни какого бы то иного светила не обнаружила, тем не менее, яркое золотистое сияние его заполняло все пространство — от люминесцирующей стены резиденции Правителя, до вершин далеких холмов, в створе между которыми виднелись высотные здания столицы.

— Я так поняла, что обер-диверсант рейха Отто Скорцени у вас в чести?

— Хотите сообщить ему об этом?

— При первой же встрече. Он — человек храбрый, но не лишенный самолюбия и тщеславия.

Действительно, во Внутреннем Мире царило лето, но Фройнштаг ощущала, что что-то «не так», чего-то этому лету не хватает. И только сейчас поняла: не слышно голосов птиц, нет ни комаров, ни мух, ни надоедливой мошкары, хотя рядом — река и озеро.

— Вряд ли обер-диверсант рейха догадывается, что его именем у нас названа Школа морских диверсантов, а основные его подвиги описаны в специальном «Учебнике германца», в котором говорится обо всех выдающихся германцах прошлого и настоящего, и по которому у нас воспитывают патриотов Рейх-Атлантиды. Кроме того, в двух гражданских школах, а также в Офицерской школе и в Школе морских диверсантов, висят его портреты.

— Всего лишь портреты? — Фройнштаг спросила об этом с юмором, однако адмирал его и поспешил заверить:

— Не все сразу: вскоре, возможно, появятся и бюсты.

— Не хватает только его самого.

— Вы правы: очень не хватает. Скорцени настолько легендарен в Рейх-Атлантиде, что нашей молодежи просто не верится, что этот обер-диверсант рейха является ее современником. Наши парни воспринимают его, как древнегерманского рыцаря или вождя викингов.

— Вы пытались связываться с ним?

— Да, наши люди пытались выйти на Скорцени, чтобы пригласить его сюда. Первую попытку мы сделали еще накануне краха Германии, когда обер-диверсант занимался созданием «Альпийской крепости».

— Но у вас, конечно же, ничего не получилось.

Глядя куда-то в сторону адмирал задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Если говорить честно, я порой начинаю сомневаться: стоит ли вообще прибегать к этому? Не нарушит ли появление живого Скорцени, со всеми его естественными человеческими пороками, весь процесс канонизации?

— Закономерный вопрос. Особенно, если учесть, уж кто-кто, а Скорцени пороками не обделен, — озарила Фройнштаг свое лицо загадочной женской улыбкой. — Но об этом история, как правило, умалчивает.

— К тому же, как донесла наша континентальная разведка, он все еще пребывает в плену.

— И ждет очередного суда, — добавила Фройнштаг. — Хотя все мы верим, что Международный военный трибунал в конечном итоге вынесет ему оправдательный приговор [59] .