Я вопила, что не могу каждый день ждать похоронки, что мне нужен муж, а не герой фольклорного эпоса… Лука смотрел на меня глазами несчастного спаниеля: «Как это нельзя на охоту? А как же дичь? Как же вольные пампасы?»
Не знаю, зачем мы поехали в Таиланд. Наверное, каждый в глубине души надеялся, что еще не все потеряно.
В самолете я смотрела на храпящего рядом мужчину. На пузе газета с дикими заголовками, на лице – улыбка. Во сне он наверняка делал историю.
Мы тянули в разные стороны: мне хотелось затащить его в свой кофейно-литературный мир, где подвигом считался поход в спортзал. Лука мечтал о танках, истребителях и минометах.
Эх, эх… Шило из задницы врачи ему так и не удалили…
На курортном Пхукете Луке не понравилось. Он покатался на слонах, откушал лобстера и заказал в ателье ненужный костюм.
– Джонни, – сказала я нашему гиду, – отведи его на экстремальный стриптиз. А то он весь отпуск будет Си-эн-эн по телику смотреть.
Джонни сообщил Луке, что его ждет в местных притонах. Глазки у супруга загорелись, щеки разрумянились.
– Чего, бритву прямо ТУДА сует?
– И курит ею, курит!
– Идем! – воскликнул Лука и побежал переодеваться.
Я до самого последнего момента надеялась, что он никуда не пойдет. Он пошел.
Жизнь была таким говном, что ни в сказке сказать, ни совочком убрать. С Лукой надо было расставаться – нам было очевидно плохо вдвоем. А если расставаться, то чем жить дальше? Я представила себе, как буду приходить в пустой дом и включать погромче телевизор, чтобы слышать хоть чей-то голос… Впрочем, разве я не делала этого в течение последних трех лет? Лука вечно был в командировках – так что изменится?
«Мне некого будет ждать – вот что», – в тоске думала я.
Купаться по ночам было запрещено, но я все равно пошла: очень хотелось погибнуть при невыясненных обстоятельствах. Свет из окон гостиницы доходил только до середины пляжа, а дальше был черный провал – только слышался шелест волн.
Море я нашла на ощупь. Потрогала ногой водичку. Сердце билось как колокол: сейчас нырну и пропаду! Луке даже некого будет опознавать в морге.
Размазывая слезы по лицу, я стянула майку, расстегнула шорты и голышом ринулась в воду.
У меня хватило смелости только на то, чтобы мокнуться и, трясясь от ужаса, выбежать на берег. И тут я поняла, что не могу найти одежду.
Бог ведает, где я ее оставила: кругом была темень хоть глаза выколи. Перспективы вырисовывались очень неприятные: в отель не войдешь (в Тайланде с порнографией строго), фиговых листков вокруг не имеется… Я представила, как буду сидеть тут – голая и несчастная – до утра.
Ощупью я нашла шезлонг и легла. О, боги, сигарету мне, сигарету… И яду! И еще, пожалуйста, дайте яду Луке, и Джонни, и портье в фойе отеля. Если бы портье отключился, я бы успела прошмыгнуть в номер.
– Чудесная ночь! – Какой-то мужик плюхнулся на соседний шезлонг.
– Ага. Зашибись какая.
– Мардж! Вы?
Это был Макс – мы с ним сидели за одним столом за завтраком. Кажется, он был каким-то предпринимателем из Сан-Франциско.
– Что же это вы тут делаете одна? Где муж?
– Пошел по стриптизершам.
– Хм… А вы?
– А я тоже решила подготовить номер стриптиза. Вот, репетирую на свежем воздухе.
Только тут Макс заметил, что я голая.
– Не пяльтесь зря, – проворчала я. – В такой темноте все равно ничего интересного не видно. Лучше принесите мне полотенце и сигареты. Ужасно хочется курить.
Сложно было сказать, сколько Максу лет. Смуглый, тощий, гибкий – на дискотеке он зажигал так, что мужики вынуждены были оттаскивать от него своих обалделых супруг. Волосы зализывал гелем, посасывал вонючие сигары, тайцам давал большие чаевые. Будь мне 15 лет, я бы непременно влюбилась.
– Я взял вам «лайт». Подойдет? – спросил он, вернувшись.
Я мысленно прокручивала возможные сценарии: поведать ему о горе; поговорить о вечном; послать в жопу и заявить, что я ненавижу мужиков…
– Пойдем изменять моему супругу, – сказала я наконец. – И давайте сделаем это громко. Пусть мне обзавидуется все женское население отеля.
…Лука расстроился, когда с утра я сообщила ему свое решение – по возвращении в Штаты мы разводимся.
– Ты что, влюбилась в этого… из соседнего номера? – тихо спросил он.
Я нервно бегала по комнате – все мосты сожжены, отступать некуда.
– Нет. Я не влюбилась. Я просто должна оторваться от тебя.
Мне казалось, что у меня по всему телу проступают отпечатки рук Макса.
– Но как же ты будешь одна?
– Выйду замуж. Я уже придумала за кого: за фиолетового телепузика. Он идеально подходит к занавескам на кухне.
Лука не удерживал меня, и в тот же день я вылетела в Бангкок. Смотрела в иллюминатор: «Я воздушный шарик. Я оторвалась и улетаю в небо».
А в голове крутилась песня: «Ты знаешь, мне грустно в небе без тебя».
[25 декабря 2005 г.]
Рождество. Потоки людей втекают в освещенные двери церкви. Стекло, бетон и скоростные лифты. Хрустальный собор – самый большой храм в штате.
В карманах наших с Зэком курток спрятано пиво с подведенными к нему трубочками. Время от времени мы прикладываемся к ним и с каждым глотком становимся все веселее и набожнее.
Пи– Пи держит за одну руку меня, за другую – Зэка и качается, поджимая ноги.
– Тоже хочу пива, тоже хочу, тоже хочу!
Зэк сдуру похвастался перед ней нашим изобретением, и Пи-Пи уже выторговала себе дядькин плеер и мои бусы.
Задабривать ее удается ровно на десять минут.
Но стоит нам войти в храм, как она забывает про свой черный бизнес. Хрустальный собор огромен, как олимпийский стадион. Роскошная сцена, телекамеры… Жидкокристаллические экраны демонстрируют то оркестровую яму, то восторженных прихожан.
Хор в сотню голосов ахает гимн. От изумления Пи-Пи роняет жвачку.
На сцену выходит священник – звезда религиозного телеканала.
– Братья и сестры! Сегодня мы собрались для того, чтобы отпраздновать великое событие. Чтобы вспомнить, как две тысячи лет назад раздался чудесный детский крик…
– ХОЧУ ПИИИИИИВАААААААА! – на весь зал.
Таких оваций, наверное, не срывал даже папа Иоанн Павел II.
[30 декабря 2005 г.]
Леля не любит Зэка. Говорит, что на порог его не пустит, если я приведу его с собой.