– И что, мисс Ада у тебя принцесса? – спросил он.
Ада покачала головой:
– Нет, я злая королева-мачеха. Сейчас Белоснежка нарядит меня для бала, и я начну ее терзать.
Она схватила Бриттани и принялась щекотать ее. Та хохотала; ноги в белых чулках мельтешили в воздухе.
– А-а-а! Пусти меня, злая мачеха!
Вечером, когда Ада собралась домой, Даниэль, как всегда, подкараулил ее в прихожей. Сделал вид, что поднимается к себе и встреча абсолютно случайна.
– Всего хорошего, – бросила Ада, вприпрыжку спускаясь с крыльца.
Даниэль смотрел ей вслед.
– Ада!
– Что?
Остановилась. Он подошел к ней:
– Ада, я готовлю новую партию чая для отправки в Европу. Чай называется «Принцесса». Хотите, ваш портрет будет на каждой пачке?
– Не хочу.
Она повернулась, чтобы идти, но Даниэль просительно взял ее за руку – чуть выше запястья:
– Ада, я заплачу вам. Сколько вы хотите?
Секунда на вычисления.
– Пятьдесят… пять долларов. – Но, увидев его готовность, она тут же добавила: – Это вперед. И еще столько же после.
Даниэль достал из кармана бумажник:
– Вот держите. У меня нет пятерки.
Она показала на десятидолларовую купюру:
– Я вам завтра принесу сдачу.
– Не надо сдачи. Так вы согласны?
– Пожалуй.
– Я направлю вас в фирму моей подруги. Нина Купина занимается рекламой, она тоже русская…
– Я ее знаю. Мы приплыли в Шанхай на одном пароходе.
Ада спрятала деньги в сумочку, но потом переложила в карман.
– Сумку вырвать могут, – пояснила она и, помахав Даниэлю, пошла к калитке.
Он не выдержал и рассмеялся: девочки, скрывающие неуверенность за нахальством, – это такая прелесть! Интересно, сколько потребуется денег, времени и комплиментов, чтобы влюбить ее в себя?
Вернувшись в дом, Даниэль позвонил Нине:
– У вас есть на примете художник, который мог бы нарисовать этикетку к чаю?
– Конечно. А что именно надо изобразить?
– Одну девицу. Я пришлю ее вам, хорошо?
– Разумеется.
Ада торжествовала: все складывалось замечательно – война кончилась, Шанхай остался невредим, Митя ушел. Он до смерти надоел ей глупыми вопросами: «А что такое „Виктрола“? А что за дух там внутри сидит и поет?»
Но самая главная удача – сто пятнадцать долларов ни за что ни про что. При мысли о том, что мистер Бернар в нее влюбился, Ада едва могла удержаться от хохота. Самое главное – не терять голову: он женат, и рассчитывать на что-то серьезное не стоит. Держать его на расстоянии и постараться вытянуть из него как можно больше. Только бы Эдна ничего не узнала!
Хорошо бы скопить на билет в Америку. Но говорят, там приняли новый закон и теперь нельзя, как раньше, приехать и пройти регистрацию. Введены специальные квоты на эмигрантов каждой национальности. Если не проходишь по квоте – поворачивай назад. Так что все равно надо прорваться в американское консульство и потребовать, чтобы они выправили паспорт – как дочке американского гражданина.
Какое счастье, что мистер Бернар направил ее к Нине Купиной! Надо спросить, во сколько обойдутся ее услуги.
Ада подвила плойкой волосы, отгладила платье, пришила сначала один воротничок – отпорола: недостаточно наряден. Пришила второй – глупо: как гимназистка. Третий порвался. В результате пошла вообще без воротничка, только косынку накинула на плечи и в волосы астру воткнула. Даниэль тоже хорош – отправил делать портрет, а денег на новое платье не дал. Ну и будет ему чай «Нищая принцесса».
Мастерская Нины Купиной помещалась в одноэтажном доме. За ним тянулось серое здание без окон – склад.
Ада объяснила привратнику, что у нее встреча с хозяйкой, и ее проводили внутрь. Коридор, выщербленная плитка на полу. Одна дверь была раскрыта, там за мольбертами сидели китайцы – как в художественной школе.
В кабинете Нины Васильевны пахло типографской краской. Все стены были увешаны пестрыми картинками: азиатские девушки – с веерами, кошками и всевозможными пузырьками в руках.
Нина Васильевна рассматривала папку с рисунками. Рядом с ней сидела модно одетая китаянка.
– Этот парень работал на «British American Tobacco», – объясняла она по-английски, – занимался сигаретными пачками и вкладышами.
– А почему оттуда ушел?
– Его выгнали. Начальник подумал, что он продает их секреты то ли китайской табачной фабрике, то ли одной из независимых студий. Сейчас каждый второй использует их технику «втирай и расписывай». [53]
Нина Васильевна усмехнулась:
– Думаю, его надо брать, но сажать отдельно от всех. Или пусть дома работает, а нам приносит готовые плакаты.
Ада в смущении стояла на пороге. Тут серьезные дела делаются, каких-то художников нанимают. Ей вновь стало стыдно за свое бедное платье.
Нина Васильевна подняла глаза. Встала и поманила Аду за собой:
– Идем.
Даже не поздоровалась.
«Я ей не нравлюсь, – в испуге подумала Ада. – Наверное, потому, что ее Клим так долго жил в моей комнате. Она хоть и не любит его, но ей все равно обидно. Эх, не будет она мне паспорт выправлять!»
В большой комнате, загроможденной мебелью и вешалками с платьем, их ждал вертлявый смуглый парень с лоснящимися мелкими кудрями.
– Разберись с ней, – велела Нина Васильевна и вышла.
Бóрис – так звали парня – несколько раз обошел вокруг Ады, поцокал языком и потащил ее к большому зеркалу вроде тех, что бывают в театральных гримерках.
– Садись на стул и повернись ко мне. Будем делать из тебя лебедя.
На его переднике имелось множество карманов, откуда он ловко выхватывал то кисточку для пудры, то карандаш для глаз.
– Посмотри наверх… Так, теперь вот сюда, мне на ухо. Отлично!
Ада настолько оробела, что не смела пошевелиться. Спина у нее затекла, нос чесался. Борис провел пуховкой по ее лицу и развернул стул к зеркалу:
– Хороша? А?
Ада сощурилась, чтобы получше рассмотреть себя. Из зеркала на нее глядела киноартистка.
– Это вроде и не я совсем.
Борис расхохотался:
– А нам не нужна ты, нам нужна принцесса. Теперь будем фотографироваться.