Овладеет.
— Что еще? — спросил Тедди.
— Особая чувствительность к свету, боли в левом полушарии мозга, «застревание» слов. Вы начнете заикаться.
До его слуха донеслись звуки океанского прибоя, разбивающегося о скалы.
— Что происходит на маяке?
Она обняла себя за плечи и подалась к огню.
— Операции.
— Операции? Их можно делать в больнице.
— Операции на мозге.
— Их тоже удобнее делать в больнице.
Она смотрела на языки пламени.
— Экспериментальная хирургия. Не «давайте-вскроем-и-устраним-проблему», а «давайте-удалим-и-посмотрим-что-будет». Незаконные операции, пристав. Так сказать, привет нацистам. — Она улыбнулась ему. — Именно там они плодят своих призраков.
— Кто об этом знает? На острове, я имею в виду.
— О маяке?
— Да.
— Все.
— Ну уж. Санитары, сестры?
Она выдержала его взгляд сквозь пламя костра, и ее глаза были чистыми, ясными.
— Все, — повторила она.
Сам он не помнил, как отключился, но видимо, все-таки уснул, потому что она трясла его за плечо.
— Вы должны уходить, — говорила она. — Они считают меня мертвой. Думают, что я утонула. Если они, разыскивая вас, забредут сюда, то мне конец. Я прошу прощения, но вы должны идти.
Он поднялся и протер глаза.
— Там, — она показала наверх, — проходит дорога. Немного восточнее этого утеса. Потом поворачивает на запад. Примерно через час пути она выведет вас к особняку бывшего командующего войсками.
— Вы ведь Рейчел Соландо? — спросил он ее. — Я знаю, та, которую мне раньше показали, была самозванкой.
— Почему вы так решили?
Кончики пальцев. Вчера перед сном он их разглядывал. Когда утром проснулся, они уже были чистыми. Обувная вакса, подумал он сначала, но потом вспомнил, как он к ней прикоснулся…
— Она выкрасила волосы. Перед самой встречей со мной.
— Вы должны уходить. — Она мягко подтолкнула его к выходу.
— А если я захочу вернуться? — сказал он.
— Вы меня здесь не застанете. Я постоянно перемещаюсь. Каждую ночь на новом месте.
— Но я бы мог забрать вас, увезти отсюда.
Она печально улыбнулась и откинула пряди с висков.
— Вы не услышали, что я вам сказала.
— Услышал.
— Вы отсюда никогда не уедете. Вы пополнили наши ряды. — Она тронула его за плечо и еще раз подтолкнула к выходу из пещеры.
Тедди остановился на пороге, обернулся.
— У меня есть друг. Сегодня вечером мы были вместе, а потом потерялись. Вы его, случайно, не видели?
В ответ все та же печальная улыбка.
— Пристав, у вас здесь нет друзей.
К тому времени, когда он добрался до дома Коули, он уже с трудом передвигал ноги.
Обойдя особняк сзади, он вышел на дорогу, которая вела к главным воротам, с таким ощущением, будто все расстояния успели с утра учетвериться, и тут рядом с ним, возникнув из темноты, вдруг оказался мужчина и взял его под руку со словами:
— А мы тут уже гадали, когда ж вы наконец объявитесь.
Смотритель больницы.
Кожа белая, как свечной воск, гладкая, как отлакированная, и будто слегка прозрачная. Холеные ногти такой длины, что вот-вот начнут загибаться, и тоже белые, как кожа. Но вот отчего действительно делалось не по себе, так это от его глаз: шелковисто-голубоватые, глядящие на мир с детским удивлением.
— Рад наконец-то с вами познакомиться, смотритель. Как поживаете?
— Тип-топ, — последовал ответ. — А вы?
— Лучше не бывает.
Тедди почувствовал, как его руку стиснули чуть повыше локтя.
— Приятно слышать. Мы решили прогуляться?
— Так как пациентка нашлась, я подумал, отчего бы не осмотреть остров.
— Надеюсь, получили удовольствие.
— О да.
— Прекрасно. Познакомились с нашими старожилками?
Тедди напрягся, подбирая слова. Голова отчаянно гудела, ноги едва держали.
— Да… крысы.
Смотритель похлопал его по спине:
— Крысы, ну конечно! В них есть что-то царское, вы не находите?
Тедди посмотрел ему в глаза:
— Крысы — они и есть крысы.
— Вредители, ну да. Я понимаю. Но то, как они сидят на задних лапах и смотрят на вас немигающим взглядом с безопасного расстояния, или как они юркают в щель быстрее, чем вы успеваете моргнуть… — Он задрал голову к звездам. — Может быть, «царский» — не совсем то слово. А как вам «сноровистые»? Удивительно сноровистые существа.
Когда они достигли главных ворот, он, не выпуская локтя Тедди, развернулся вместе с ним, и впереди возник особняк Коули, а за ним морская гладь.
— Как вам последний дар Божий?
— Простите? — переспросил Тедди, заглянув в глаза своего спутника и обнаружив вдруг порок в этих кристально чистых глазах.
— Дар Божий, — повторил тот и широким жестом обвел раскуроченную ураганом землю. — Выплеск ярости. Когда я спустился на первый этаж у себя дома, это дерево, рухнувшее прямо в гостиную, тянулось ко мне, как Господня десница. Не буквально, конечно. В переносном смысле. Бог любит насилие. Вы ведь должны это понимать?
— Нет, — возразил Тедди. — Не понимаю.
Смотритель, пройдя несколько шагов, обернулся.
— Иначе откуда на земле столько насилия? Оно сидит в нас и рвется наружу. Оно дается нам естественнее, чем дыхание. Мы воюем. Мы приносим жертвы. Мы мародерствуем и истязаем наших братьев. Мы заваливаем поля смердящими трупами. А зачем? Чтобы показать Ему, что мы усвоили Его урок.
Тедди заметил, как он поглаживает переплет книжицы, прижатой к животу. Он улыбнулся, обнажив желтые зубы:
— Господь дал нам землетрясения, ураганы, торнадо. Он дал нам вулканы, извергающие на наши головы огонь и серу. Океаны, пожирающие наши корабли. Вообще природу, этого улыбающегося убийцу. Он дал нам болезни, чтобы на смертном одре мы окончательно осознали: все отверстия в человеческом теле существуют только для того, чтобы через них уходила жизнь. Он дал нам вожделение, и ярость, и жадность, и грязные мысли, дабы мы совершали насилие во славу Его. Что может быть чище бури, которую мы только что пережили? Моральных устоев не существует. Только одно — сумеет ли мое насилие победить ваше?
— Я не уверен, что… — начал Тедди.