— Что за хреновина, ничего не поймешь.

Спорить я не стал.

6

Вернувшись к себе, я расстелил на кровати пачку факсов, которые все время норовили свернуться в трубку. Очевидно, ему передали все дело, все тридцать шесть листов. На некоторых было всего по нескольку строчек, зато другие оказались битком набиты информацией.

Листая их, я подумал, насколько иначе все это выглядело в те времена, когда я сам был полицейским. У нас не было даже копировальных машин, не говоря уж о факсах. Чтобы посмотреть дело Мари Готскинд, мне пришлось бы шлепать в Куинс и знакомиться с делом на месте, а какой-нибудь любопытный полицейский, заглядывая мне через плечо, поторапливал бы меня.

Теперь все просто закладывается в факс и чудесным образом появляется в пяти или десяти километрах — а если надо, то и на другом конце света. Само дело не покидало комнаты, где оно хранится, и никто не лазил в него без разрешения, так что никто никого не может упрекнуть в нарушении правил.

А я получил возможность изучать дело Готскинд столько времени, сколько потребуется.

И это к лучшему, потому что у меня не было ясного представления о том, что же я, собственно, ищу.

Единственное, что ничуть не изменилось с тех пор, как я закончил Полицейскую Академию, — это огромное количество писанины. Чем бы ни занимался полицейский, он тратит на это меньше времени, чем на изложение на бумаге того, что делал. Кое-что из этой писанины — обычная бюрократическая чушь, а кое-что — отписки для перестраховки, но большая часть, скорее всего, — неизбежное зло. Работа полиции — это работа коллективная, даже в самом простом расследовании участвует множество людей, и, если все это где-нибудь не записать, никто не сможет увидеть картину в целом и понять что к чему.

Я прочитал все, а когда дошел до конца, вернулся к началу и несколько страниц просмотрел снова. Почти сразу мне стало ясно одно: похищение Готскинд было очень похоже на то, как взяли Франсину Кхари в Бруклине. Я отметил главные пункты сходства:

1. Обе женщины были похищены на торговых улицах.

2. Обе женщины оставили свои машины поблизости и ходили по магазинам пешком.

3. Обеих похитили двое мужчин.

4. В обоих случаях мужчины, по описаниям, были примерно одного роста и веса и одинаково одеты. Похитители Готскинд были в брюках цвета хаки и куртках-штормовках.

5. Обеих женщин увезли на грузовиках. В Вудхейвене, по описанию нескольких очевидцев, это был светло-голубой фургон. Один определенно опознал в нем «форд» и сообщил часть номера, но обнаружить грузовик не удалось.

6. Несколько свидетелей подтвердили, что на кузове грузовика было написано название какой-то фирмы по продаже бытовой техники. Это название они запомнили по-разному: «ПК — Бытовая техника», «Б энд К — Техника для дома» и еще несколько вариантов в том же роде. Ниже было написано: «Продажа и обслуживание».

Адреса не было, но свидетели говорили, что был номер телефона, хотя никто его не запомнил. Даже после подробного опроса служащих бесчисленных компаний, которые занимаются торговлей и обслуживанием бытовой техники в этом районе, не удалось обнаружить той, которой принадлежал бы грузовик, поэтому можно предположить, что название фирмы, как и номер грузовика, было вымышленнное.

7. Мари Готскинд, двадцати восьми лет, работала подменной учительницей в начальных школах Нью-Йорка. На протяжении трех дней, включая день похищения, она замещала учительницу в четвертом классе одной школы в Риджвуде. Она была примерно такого же роста и веса, как и Франсина Кхари, но блондинка со светлой кожей, тогда как Франсина была темноволосой и смуглой. Фотографии Мари в деле не было, если не считать тех, что сделали на месте ее обнаружения, в Форест-парке, однако показания ее знакомых свидетельствовали о том, что ее считали привлекательной.

Обнаружились и отличия. Мари Готскинд была не замужем. Она несколько раз встречалась с одним учителем, с которым познакомилась на работе, но их отношения, по-видимому, не зашли чересчур далеко, и, во всяком случае, его алиби на момент ее смерти было безупречным.

Мари жила дома с родителями. Ее отец, в прошлом слесарь по паровым машинам, а теперь на пенсии по инвалидности из-за производственной травмы, вел дома небольшое дело — принимал заказы на товары по почте. Мать помогала ему, а кроме того, подрабатывала бухгалтером с неполным рабочим днем на нескольких соседних предприятиях. Ни Мари, ни ее родители не имели никаких видимых связей с миром наркотиков. Никто из них не был ни арабом, ни финикийцем.

Разумеется, полиция провела обстоятельную медицинскую экспертизу, и тут было о чем писать в заключении.

Причиной смерти стали множественные ножевые раны груди и живота — в том числе несколько таких, что каждая из них была сама по себе смертельна. Обнаружены следы многократных насильственных половых сношений, остатки спермы в заднем проходе, во влагалище, во рту, а также в одной из ножевых ран. Убийцы пользовались по меньшей мере двумя ножами — возможно, кухонными; у одного лезвие было длиннее и шире, чем у другого. Анализ спермы показал, что она принадлежала по меньшей мере двум мужчинам. Кроме ножевых ран, на обнаженном теле остались многочисленные синяки, что свидетельствовало об истязании жертвы.

Наконец, — на это я при первом чтении не обратил внимания, — в заключении говорилось, что на левой руке жертвы были отрезаны большой и указательный пальцы. Их обнаружили — указательный в ее влагалище, большой — в заднем проходе.

Какая остроумная выдумка.

* * *

Пока я читал дело, меня понемногу охватывало какое-то мертвящее оцепенение. Наверное, поэтому я с первого раза не заметил пункта, касающегося пальцев. У меня в сознании просто никак не укладывались этот перечень увечий, причиненных женщине, и возникающая из него картина ее последних минут. Другие записи в деле — беседы с родителями и сослуживцами — рисовали образ живой Мари Готскинд, а заключение медэкспертизы превращало этот живой образ в кусок мертвого, жутко изуродованного мяса.

Прочитав все это, я сидел опустошенный и выжатый, как лимон, когда зазвонил телефон. Я взял трубку. Знакомый голос произнес:

— Тушите свет, Мэтт.

— А, привет, Ти-Джей.

— Как дела? Вас не так просто застать. Все где-то ходите, чего-то делаете...

— Мне передали, что ты звонил, только ты не оставил своего телефона.

— Да нет у меня телефона. Вот торговал бы я зельем, тогда бы у меня был пейджер По-вашему, это лучше?

— Тогда бы у тебя был сетевой телефон.

— Ну да, правильно. Большой-пребольшой автомобиль с телефоном, а я бы сидел в нем, думал бы большие-пребольшие мысли и заколачивал бы большие-пребольшие деньги. Так вот, я вам говорю, что вас и в самом деле никак не застанешь.

— А разве ты звонил несколько раз? Мне передали только про один звонок.