— Теперь мне понятно, почему они не хотят заниматься Реем и его приятелем.
— И потом, эти убийства случались слишком редко, чтобы их заинтересовать. Он говорил, что серийные убийцы обычно действуют гораздо активнее. То есть промежуток между убийствами не растягивается на месяцы. Он сказал, что или они еще не разошлись как следует, или редко появляются в Нью-Йорке и большую часть убийств совершают где-то еще.
— Нет, — возразил я. — Для этого они слишком хорошо знают город.
— Почему вы это говорите?
— Что?
— Откуда вам известно, что они хорошо знают город?
Потому что они гоняли братьев Кхари по всему Бруклину, но этого я сказать ему не мог.
— Они бросили своих жертв на двух разных кладбищах на окраине и в Форест-парке, — сказал я. — Разве могут приезжие подцепить девицу на Лексингтон-авеню, а потом оказаться на кладбище в Куинсе?
— Да кто угодно может, — заметил он, — смотря какая девица попадется. Дайте я вспомню, что он еще говорил. Он говорил, что им, возможно, по тридцать с небольшим, что их, возможно, обижали в детстве. Много всяких общих слов. Но он сказал одну вещь, от которой у меня мурашки по спине побежали.
— А что?
— Ну, он работает там двадцать лет, почти с тех пор, как организовали этот отдел. Ему скоро на пенсию, и он уверяет, что очень этому рад.
— Потому что выдохся?
— Не только. Он говорит, что такие случаи становятся все чаще, и это его пугает. Судя по тому, как сейчас выглядит кривая, они думают, что она круто пойдет вверх где-то ближе к концу века. Убийства из спортивного интереса, так он это называет. Говорит, что в девяностые годы это будет самое модное времяпрепровождение.
* * *
Когда я только там появился, этого еще не делали, но теперь на собраниях «АА» обычно предлагают новичкам, которые бросили меньше полутора месяцев назад, представиться и сказать, сколько дней они не пьют. Чаще всего это встречают аплодисментами. Но только не в церкви святого Павла — и все из-за одного бывшего члена общества, который два месяца являлся каждый день и говорил в начале собрания: «Меня зовут Кевин, я алкоголик, и я уже целый день как бросил. Вчера выпил, а сегодня бросил». Всем надоело ему аплодировать, и на очередном собрании мы после долгого обсуждения проголосовали за то, чтобы вообще отменить аплодисменты. «Меня зовут Эл, — говорит кто-нибудь, — и я не пью девять дней». «Привет, Эл», — отвечаем мы хором.
Когда я дошел пешком от Бруклин-Хайтс до самого Бэй-Риджа и получил деньги с Кинена Кхари, была среда. А в четверг на собрании в восемь тридцать знакомый голос из задних рядов произнес:
— Меня зовут Питер, я алкоголик и наркоман, и я не пью два дня.
— Привет, Питер, — отозвались все хором.
Я собирался поймать его в перерыве, но заговорился с женщиной, сидевшей рядом, а когда обернулся, его уже не было. Потом я позвонил ему из своего отеля, но никто не отвечал. Тогда я позвонил его брату.
— Питер бросил пить, — сказал я. — По крайней мере, был трезв еще час назад. Я видел его на собрании.
— Я с ним сегодня разговаривал. Он говорит, что почти все деньги целы и машина тоже. Я сказал ему, что мне наплевать на деньги и на машину, меня беспокоит то, что происходит с ним, но он уверяет, что с ним все в порядке. Как он вам показался?
— Я его не видел. Только слышал, а когда я пошел его искать, его уже не было. Я только хотел сообщить вам, что он жив.
Он сказал, что очень мне благодарен.
Два дня спустя, вечером, Кинен позвонил снизу, из вестибюля.
— Я поставил машину во втором ряду, — сказал он. — Вы уже обедали? Спускайтесь, встретимся внизу.
В машине он спросил:
— Вы знаете Манхэттен лучше меня. Куда вы хотели бы пойти? Выбирайте.
Мы пошли в «Парижскую зелень» на Девятой авеню. Брайс поздоровался со мной, назвав меня по имени, и усадил нас за столик у окна, а Гэри театральным жестом помахал нам из-за стойки. Кинен попросил принести стакан вина, а я — минеральной воды.
— Симпатичное местечко, — одобрительно заметил Кинен.
Мы заказали обед, и он сказал:
— Не знаю, старина. У меня в центре никаких дел нет. Я просто сел в машину и поехал, и все никак не мог придумать, куда бы мне пойти. Я постоянно так делаю — просто езжу на машине, вношу свой вклад в дефицит нефти и в загрязнение атмосферы. С вами когда-нибудь это бывает? Да нет, у вас же нет машины. А вдруг вы захотите поехать куда-нибудь на выходной? Что вы тогда делаете?
— Беру машину напрокат.
— Да, конечно, — сказал он. — Об этом я не подумал. И часто вы это делаете?
— Довольно часто, когда погода хорошая. Мы с моей девушкой ездим на север штата Нью-Йорк или в Пенсильванию.
— А, у вас есть девушка? Я как раз хотел вас спросить. Давно вы вместе?
— Не очень.
— А чем она занимается, если не секрет?
— Историей искусства.
— Прекрасно, — сказал он. — Наверное, это очень интересно.
— Она считает, интересно.
— Я хочу сказать, что с ней, наверное, интересно.
— Очень, — сказал я.
В этот вечер он выглядел получше — был пострижен и выбрит, но в нем все равно чувствовалась какая-то усталость, а еще я заметил, что ему не сидится на месте.
— Не знаю, куда себя девать, — сказал он. — Когда сижу дома, просто с ума схожу. Жена у меня умерла, брат занят неизвестно чем, дела идут к черту, а я не знаю, куда себя девать.
— А что там с вашими делами?
— Может быть, и ничего, а может быть, все, что угодно. Я договорился кое о чем во время последней поездки. Где-то на следующей неделе должна прибыть партия товара.
— Вы уверены, что стоит мне об этом говорить?
— Когда-нибудь пробовали гашиш с опием? Нет, если вы только пили, то, наверное, не пробовали.
— Нет.
— Вот это зелье мне и должны доставить. Товар выращен на востоке Турции и переправляется через Кипр, так мне, по крайней мере, сказали.
— А в чем проблема?
— Проблема в том, что мне не надо было заключать эту сделку. Понимаете, там замешаны люди, которым у меня есть основания не доверять, а впутался я в это по самой неудачной из всех возможных причин. Я сделал это, чтобы хоть чем-нибудь себя занять.
— Знаете, — сказал я, — я могу расследовать убийство вашей жены. Этим я могу заниматься независимо от того, чем вы зарабатываете себе на жизнь, и могу ради вас даже нарушить кое-какие законы. Но я не могу работать на вас или вместе с вами, если речь идет о вашем деле.
— Пит говорил мне, что если он станет работать на меня, то опять начнет колоться. Вы тоже боитесь сорваться?