— Нет, — сказал я. — Помнишь ту прачечную, где мы были на прошлой неделе?
— Конечно.
— Знаешь, как туда добраться?
— По линии "R" до Сорок Пятой улицы, оттуда один квартал до Пятой авеню и четыре-пять кварталовпо ней, тут и будет ваша прачечная.
— Не знал, что ты такой наблюдательный.
— Вот тебе и раз, — сказал он. — Старина, я ужасно наблюдательный.
— Не только находчивый?
— И наблюдательный, и находчивый.
— Ты можешь поехать туда прямо сейчас?
— Прямо сейчас? Или сначала позвонить Конгам?
— Позвони им, а потом поезжай. Ты далеко от метро?
— Старина, я всегда недалеко от метро. Я звоню вам с того телефона, который Конги отпустили на волю. На углу Сорок Третьей улицы и Восьмой авеню.
— Позвони мне сразу, когда туда приедешь.
— Ладно. Что, заварилась большая каша, а?
— Очень большая.
* * *
Я оставил дверь спальни открытой, чтобы услышать, когда зазвонит телефон, и вернулся в гостиную. Питер Кхари стоял у окна и смотрел на океан. По дороге мы почти не разговаривали, но он сам сообщил мне, что не пил и не употреблял зелья с того собрания, на котором я его видел.
— Так что у меня набежало уже пять дней, — сказал он.
— Замечательно, — отозвался я.
— Так всегда положено отвечать, это линия партии, да? Не важно, один день или двадцать лет, — когда об этом говоришь, тебе всегда отвечают, что это замечательно. «Сегодня ты не пил, это самое главное». Будь я проклят, если знаю, что теперь самое главное.
Я подошел к Кинену и Юрию и заговорил с ними. Телефон в спальне молчал, но тот, что стоял в гостиной, минут через пятнадцать зазвонил, и Юрий взял трубку.
— Да, это Ландау, — сказал он, бросив на меня многозначительный взгляд, и, дернув головой, откинул волосы со лба. — Я хочу поговорить с моей дочерью. Вы должны дать мне поговорить с моей дочерью.
Я подошел к нему, и он передал мне трубку. Я сказал:
— Надеюсь, что девочка жива.
Наступило молчание, потом я услышал:
— Какого хрена, это еще кто?
— Это ваш самый лучший шанс договориться о честной сделке — обменять девочку на деньги. Только не советую ее трогать, и если вы собираетесь играть с нами в игры, лучше отмените их, погода для игр неподходящая. Потому что сделка состоится только в том случае, если она жива и в полном порядке.
— Да положил я на все это, — сказал он и умолк. Я думал, он скажет что-нибудь еще, но он повесил трубку.
Я рассказал то, что услышал, Юрию и Кинену. Юрий был возбужден и боялся, что я все испорчу, если займу твердую позицию. Кинен сказал ему, что я знаю, что делаю. Сам я не был в этом уверен, но его поддержка пришлась кстати.
— Главное — чтобы она осталась жива, — сказал я. — Они должны знать, что мы не согласимся на их условия обмена и они не получат никакого выкупа, если не предъявят нам ее живой.
— Но если вы их разозлите...
— Они и без этого злее волков. Я понимаю, о чем вы говорите, вы не хотите, чтобы у них был повод ее убить, но им для этого не нужен повод. Это входит в их планы. Надо дать им повод оставить ее в живых.
— Я сделал все, что они говорили, — поддержал меня Кинен. — Все, чего они хотели. И они вернули ее... — Он нерешительно замолчал, и я про себя закончил фразу: «В виде кусков мяса». Но он до сих пор не рассказывал Юрию подробностей смерти Франсины и не стал этого делать сейчас. — ...мертвую, — закончил он.
— Нам понадобятся наличные деньги, — сказал я. — Сколько у вас есть? Сколько вы можете достать?
— Господи, да не знаю я, — сказал он. — Наличных у меня чертовски мало. Может, этим мерзавцам нужен кокаин? У меня есть пятнадцать кило — это в пяти минутах отсюда. — Он посмотрел на Кинена. — Не хотите у меня их купить? Сколько дадите?
Кинен отрицательно покачал головой.
— Я дам вам взаймы, Юрий, все, что есть у меня в сейфе. Я уже и так сижу в дерьме — жду, когда сорвется сделка с гашишем. Дал задаток и думаю, что зря.
— А что за гашиш?
— Из Турции через Кипр. Гашиш с опием. Какая разница, я все равно его не получу. У меня в сейфе, наверное, сотня косых. Когда надо будет, я заеду домой и заберу их. Можете на них рассчитывать.
— Вы знаете, что я отдам.
— Не беспокойтесь.
Ландау сморгнул слезы, навернувшиеся на глаза, и хотел что-то сказать, но у него перехватило горло. Он с трудом выдавил:
— Нет, вы только послушайте этого человека. Я почти не знаком с этим поганым арабом, а он дает мне сто тысяч долларов.
Он сгреб Кинена в охапку и, всхлипнув, обнял его. В комнате Люсии зазвонил телефон. Я подошел и взял трубку. Это был Ти-Джей, он звонил из Бруклина.
— Я в прачечной, — сказал он. — Что мне теперь делать? Ждать, пока какой-нибудь белый придурок не придет позвонить?
— Правильно. Рано или поздно он должен там появиться. Если ты пристроишься около ресторана напротив и будешь следить за входом в прачечную...
— Я сделаю лучше, старина. Я посижу прямо тут, в прачечной — как будто тоже стираю свое бельишко. В этом районе цветных хватает, так что особо бросаться в глаза я не буду. Конги вам звонили?
— Нет. А ты их разыскал?
— Позвонил им на пейджер и дал ваш номер, только если Джимми не взял с собой пейджер, то это все равно, как будто я ему и не звонил.
— Это верно.
— Ладно, буду держать вас в курсе.
* * *
Когда телефон опять зазвонил, Юрий взял трубку, сказал «минутку» и передал трубку мне. На этот раз я услышал другой голос — мягче и вежливее. В нем слышались неприятные нотки, но не было явной злобы, как у того, кто звонил раньше.
— Насколько я понимаю, в игру включился новый игрок, — сказал он. — Кажется, мы не знакомы.
— Я друг мистера Ландау. Имя не имеет значения.
— Хотелось бы знать, кто представляет противоположную сторону.
— В определенном смысле я ведь представляю и вашу сторону, верно? — сказал я. — Мы оба хотим, чтобы сделка прошла благополучно.
— Тогда вам остается только выполнять все указания.
— Нет, все не так просто.
— Почему же, очень просто. Мы говорим вам, что делать, и вы это делаете. Если вообще хотите увидеть девочку живой.
— Вы должны доказать нам, что она жива.
— Даю вам слово.
— Простите, так не пойдет, — сказал я.
— Этого вам мало?
— Вы сильно подмочили свою репутацию правдивого человека, когда вернули миссис Кхари в очень плохом состоянии.