Скажем, полчаса. Может быть, больше, может быть, меньше, но будем считать — полчаса.

Если ее нет в живых, времени понадобится больше. Представим себе, что она мертва. Что они сразу убили ее, еще до того, как позвонили ее отцу в первый раз. Это, конечно, было для них проще всего. Никакого беспокойства, как бы она не убежала. Никаких забот, как бы она не наделала шуму.

И что, если она мертва?

Сознаться в этом они не могут. Как только они это сделают, не будет никакого выкупа. Они далеко не нищие, меньше месяца назад они получили от Кинена четыреста тысяч, но это не значит, что они не хотят получить еще. Деньги — это такая вещь, которой всегда хочется еще, а если бы они не хотели, то не звонили бы вообще, да и девочку, возможно, и не похитили бы. Всегда можно схватить на улице первую попавшуюся женщину, если делаешь это только ради удовольствия. Тут не надо придумывать ничего хитрого.

Так что они тогда станут делать?

Я решил, что они могут попытаться взять нахальством. Например, сказать, что она без сознания, что ей дали наркотик и она не в состоянии отвечать на вопросы. Или выдумать какую-нибудь кличку и утверждать, будто так она и сказала.

Мы, конечно, поймем, что они лгут, и будем процентов на девяносто уверены, что Люсия мертва. Но веришь в то, во что хочется верить, а мы захотим верить, что она жива, как бы мало вероятно это ни было, и это заставит нас все равно заплатить выкуп, потому что, если мы его не заплатим, шансов не останется уже никаких.

Телефон зазвонил. Я схватил трубку, но это какой-то идиот не туда попал. Я отделался от него, а через полминуты он позвонил опять. Я спросил, какой номер он набирает. Номер у него был правильный, но оказалось, что он звонит кому-то в Манхэттен. Я напомнил ему, что сначала надо набрать код района.

— О Господи! — сказал он. — Вечно забываю. Какой я глупый.

— Утром мне тоже вот так звонили, — сказал Юрий. — Не туда попадали. Надоели ужасно.

Я кивнул. Вдруг Рей звонил, пока я разбирался с этим идиотом? Если звонил, то почему не звонит снова? Телефон свободен. Какого дьявола он дожидается?

Возможно, я допустил ошибку, потребовав доказательств. Если она мертва с самого начала, я просто вынуждаю их играть в открытую. Вместо того чтобы попытаться блефовать, он может поставить на операции крест и смыться.

А тогда я могу ждать звонка хоть целую вечность: больше мы его не услышим.

Юрий был прав. Можно с ума сойти, когда сидишь вот так, уставившись на телефон. И ждешь, когда он зазвонит.

* * *

На самом деле ему понадобилось всего на двенадцать минут больше, чем те тридцать, которые я ему дал. Телефон зазвонил, я схватил трубку:

— Алло!

Рей сказал:

— Я все-таки хотел бы знать, какое отношение ко всему этому имеете вы. Вероятно, вы торговец наркотиками. Вы оптовик?

— Вы собирались ответить на кое-какие вопросы, — напомнил я ему.

— Жаль, что вы не говорите, как ваша фамилия, — продолжал он. — Может быть, она мне знакома.

— А мне, может быть, знакома ваша.

Он рассмеялся.

— Нет, не думаю. Почему вы так спешите, друг мой? Боитесь, что я вычислю, где вы находитесь?

Я мысленно представил себе, как он издевательским тоном говорит Пэм: «Выбери какую-нибудь одну, Пэм-ми. Одну тебе, а одну мне, так какую, Пэм-ми?» Вслух я сказал:

— Ваш четвертак скоро кончится.

— Верно. Ну, ладно. Значит, как звали собаку, да? Погодите, я подумаю. Как их обычно зовут? Фидо, Тоби, Кинг. Или Дэзи — очень распространенная кличка, правда?

«Сволочи, они ее убили», — подумал я.

— А как насчет Блэка? «Сюда, Блэк, сюда». Неплохая кличка для родезийского риджбека.

Но это он мог узнать, пока они следили за ней.

— Кличка собаки — Уотсон.

— Уотсон? — переспросил я. Большая собака, лежавшая в дальнем конце комнаты, шевельнулась и насторожила уши. Юрий кивнул.

— А как насчет другой собаки?

— Вы слишком многого хотите, — сказал он. — Сколько еще собак вам понадобится?

Я молча ждал.

— Она не могла мне сказать, какой породы была другая собака. Она была еще маленькая, когда та умерла. Ее пришлось усыпить, сказала она. Глупое выражение, вам не кажется? Если уж убиваешь кого-то, надо иметь смелость назвать это своим именем. Вы что-то молчите. Вы слушаете?

— Слушаю.

— Насколько я понял, это была какая-то помесь. Среди людей тоже такие попадаются. А вот что касается имени, то тут есть кое-какие трудности. Это русское слово, и я мог неправильно его запомнить. Как у вас с русским языком, друг мой?

— Не слишком хорошо.

— С вами нелегко разговаривать, друг мой. Вас никак не рассмешишь.

— Я весь во власти вашего красноречия, — сказал я.

— Ах, как бы мне хотелось, чтобы вы и в самом деле были в моей власти. У нас с вами могла бы состояться весьма интересная беседа. Ну, ладно. Может быть, как-нибудь в другой раз.

— Посмотрим.

— Непременно посмотрим. Но ведь вам нужно знать кличку собаки, да? Собака давно умерла, зачем вам ее кличка? Собаке собачья смерть. А человеку человечья.

Я молча ждал.

— Возможно, я произнесу это неправильно. Балалайка.

— Балалайка? — повторил я.

— Кажется, это название музыкального инструмента, по крайней мере так она мне объяснила. Ну, что скажете? Это вам подходит?

Я посмотрел на Юрия Ландау. Он кивнул. В трубке Рей продолжал что-то говорить, но я его не слышал. У меня закружилась голова, и пришлось прислониться к кухонному столу, чтобы не упасть.

Девочка жива.

19

Как только я кончил говорить с Реем, Юрий бросился ко мне и сгреб меня в объятия.

— Балалайка, — повторял он, словно какое-то заклинание. — Она жива, моя Люська жива!

Он все еще обнимал меня, когда открылась дверь и вошли братья Кхари вместе с охранником Юрия — тем, которого звали Ваня. Кинен нес старомодный кожаный саквояж на молнии, Питер — белый пластиковый пакет из магазина Крюгера.

— Она жива, — сказал им Юрий.

— Вы с ней говорили?

Он мотнул головой.

— Они сказали, как звали собаку. Она вспомнила, что собаку звали Балалайка. Она жива.

Не знаю, что из этого поняли братья Кхари, — когда мы с Юрием говорили о том, как убедиться, что девочка жива, они ездили за деньгами, — но смысл до них дошел.

— Теперь все, что вам нужно, — это миллион долларов, — сказал ему Кинен.