Джимми послушно поставил кулеры рядом со стулом, опустился на него, посмотрел на Тео, ожидая, когда тот перейдет к делу. В этой квартире Тео Сэвадж вырастил и поставил на ноги семерых детей, в маленькой квартире всего с тремя спальнями, перекошенными полами и гудящими трубами. Тео в разговоре с Джимми однажды сказал, что, по его глубокому убеждению, уже только за это он до конца своей жизни не должен извиняться ни перед кем и ни за что.
— Семеро детей, — говорил он Джимми, — да еще с разницей в возрасте меньше чем два года; и все они верещали во всю силу своих легких в этой засранной квартире. Люди толкуют о радостях, которые получаешь от детей, верно? А ты представь себе, я приходил с работы в этот бедлам, и причем каждый день одно и то же осточертевшее шоу. Какая уж там радость. Одна головная боль. Боль, от которой голова раскалывалась.
По рассказам Аннабет, когда ее папаша приходил домой к своим головным болям, то задерживался дома ровно на столько, чтобы пообедать, а потом снова скрывался неизвестно куда. Сам Тео уверял Джимми, что ему ни разу не пришлось выспаться, когда его детям пришла пора взрослеть. Его потомство состояло в основном из мальчиков, а с мальчиками, по его мнению, много проще — их надо кормить, учить правильно драться и играть в футбол, а с этим у него не было с ними никаких трудностей. Ласку и нежность, которые им необходимы, они могут получить от мамаши; к своему старику они приходят, когда им нужны деньги либо на машину, либо для того, чтобы внести за кого-нибудь залог. А вот дочери, поучал Тео Джимми, дочери — вот кого мы портим.
— Он что именно так и говорил? — удивилась Аннабет, когда Джимми рассказал ей об этом.
Джимми совершенно не интересовало бы, каким отцом был Тео, не пользуйся он каждым удобным случаем, чтобы упрекнуть Джимми и Аннабет в том, какие они никудышные родители и чтобы с добродушной улыбкой, как бы между прочим, не сказать им, что он никогда бы не потерпел такого от своих детей.
Джимми обычно согласно кивал и благодарил тестя, но пропускал его советы мимо ушей.
А теперь Джимми видел в глазах сидящего напротив него Тео искры мудрости старого, многое испытавшего человека. Тео опустил глаза, а потом поднял их и посмотрел с горестной улыбкой на Джимми; склонив на бок голову и прислушавшись к доносящимся снизу голосам и топоту ног, он произнес:
— Похоже, Джимми, тебе удается повидать всю свою семью на свадьбах или на поминках. Разве я не прав, Джим?
— Конечно, прав, — ответил Джимми, снова пытаясь стряхнуть с себя оцепенение, охватившее его еще в середине вчерашнего дня; в этом состоянии его истинное «я», находилось как бы вне его тела, парило над ним, рассекая воздух отчаянными беспорядочными взмахами, стараясь снова попасть в телесную оболочку, прежде чем он, устав от этих взмахов, провалится, подобно камню, в черную бездну.
Тео, положив руки на колени, смотрел на Джимми, ожидая, когда тот поднимет голову и взгляды их встретятся.
— Ну как ты сейчас?
Джимми пожал плечами.
— Пока до меня еще полностью не дошло то, что случилось.
— Вот когда дойдет, будет адски больно, Джим.
— Понимаю.
— Адски больно. Ты уж поверь мне.
Джимми снова пожал плечами и почувствовал, как что-то, пока еще едва заметное, зашевелилось в глубинах его сознания — что это, злость? — бурлит и переполняет его желудок. Только этого ему и не хватало сейчас: бодрящего разговора с Тео Сэваджем о предстоящей боли. Черт бы его побрал.
Тео подался вперед.
— Когда умерла моя Джейни, да благослови Господь ее душу, я был не в себе целых шесть месяцев. Сегодня она была здесь со мной, моя красавица жена, а завтра? Назавтра она ушла. — Он щелкнул своими толстыми пальцами. — В тот день Бог получил еще одного ангела, а я потерял святую. Но дети мои, слава Богу, уже подросли к тому времени. Поэтому-то я и мог позволить себе предаваться печали в течение шести месяцев. Я мог позволить себе такое удовольствие, дабы утешиться. Но ты-то ведь не можешь.
Тео откинулся на спинку стула, и Джимми вновь почувствовал, как что-то закипело у него внутри. Джейни Сэвадж умерла десять лет назад, но Тео Сэвадж присосался к бутылке не на шесть месяцев, а на более долгое время. Больше чем на два года. С этой самой злосчастной бутылкой он шел в обнимку почти всю свою жизнь, ради нее он и закладную на дом получил после того, как умерла Джейни. Когда она была жива, Тео проявлял к Джейни такой же интерес, как к прошлогоднему снегу.
Джимми терпел Тео, потому что должен был терпеть его — он ведь был отцом его жены. Если смотреть со стороны, то они действительно выглядели как друзья. Возможно, Тео и представлял себе их отношения именно такими. Годы преобразили Тео и смягчили его характер настолько, что он не стеснялся открыто проявлять любовь к дочери и баловать своих внучек. Одно дело — не осуждать человека за его прошлые грехи, но совсем другое — следовать его советам.
— Так ты понимаешь, что я хочу сказать, — продолжал Тео. — Ты не должен допустить, чтобы горе стало твоей индульгенцией, Джимми. Ну ты понимаешь, что я имею в виду, и не освободило бы тебя от ответственности за твой дом и за твоих домашних.
— Ответственности за мой дом и за моих домашних, — машинально повторил Джимми.
— Да. Пойми, ты должен заботиться и о моей дочери, и об этих маленьких девочках. Это должно стать для тебя сейчас самым главным.
— Угу, — ответил Джимми. — Тео, ты никак решил, что я могу сойти с круга?
— Я не сказал, что сойдешь, я сказал, что можешь. Только и всего.
Джимми пристально смотрел на левую ляжку Тео, мысленно представляя ее себе в виде толстой красной подушки.
— Тео…
— Да, Джим.
Джимми перевел взгляд на другую ляжку Тео, расплывшуюся под опертым об нее локтем.
— А чего, по-твоему, можно ожидать от этого разговора?
— Чтобы такого больше никогда не случилось. — Тео усмехнулся; смех его скорее походил на рык, и в нем слышалось предостережение.
— Дальше, — Джимми оторвал взгляд от левого локтя Тео и посмотрел ему прямо в глаза. — Так вот, дальше наверняка все должно быть нормально. А ты что, в это не веришь, Тео?
— Что я имею ввиду, когда говорю об этом, Джимми? — В голосе Тео послышалось волнение. Он был громилой, да еще и со взрывным характером, и Джимми знал, что на многих это наводит страх, знал он также и то, что Тео, видя страх в глазах людей, принимал его по недомыслию за уважение к своей персоне. — Послушай, если я правильно понимаю то, что произошло, сейчас не время для такого разговора. Согласен? Поэтому, я думаю, надо закончить его как можно скорее, и точка.
— Конечно, — ответил Джимми, — ведь ты же сам сказал, чтобы такое больше не повторилось, так ведь?
— Все правильно. Ты хороший парень. — Тео хлопнул Джимми по колену и встал со стула. — Ты справишься с этим, Джимми. Пройдешь через это. Боль тебе не избыть, но ты не остановишься. Потому что ты мужчина. Я сказал Аннабет — в первый вечер после вашей свадьбы, — я сказал: «Дорогая, тебе достался настоящий мужчина, мужчина старой закалки. Отличный парень, сказал я. Первый во всем. Парень, который…»