– Но он не мог никого убить.
– Чушь! – скривился Крест.
– Ты не знал его.
– Мы с тобой друзья, правда?
– Ну да.
– А ты можешь себе представить, что я когда-то жег кресты и орал «хайль Гитлер»?
– Это совсем другое дело.
– Ничего подобного. – Мы вышли из машины. – Помнишь, ты как-то спрашивал, почему я не свел эту татуировку совсем?
Я кивнул.
– И ты послал меня ко всем чертям.
– Так вот. Я, конечно, мог свести ее лазером или как-нибудь еще. Но мне не хотелось забывать.
– О чем? О том, что было?
Крест сверкнул желтыми зубами.
– О том, что может быть.
– Не понимаю.
– Потому что ты тупица.
– Мой брат был не способен изнасиловать и задушить женщину.
– В некоторых школах йоги учат повторять мантры, – сказал Крест. – Но сколько ни тверди одно и то же, истиной оно от этого не станет.
– Ты что-то сегодня ударился в философию.
– А ты ведешь себя, как придурок. – Он погасил сигарету. – И все-таки, почему ты изменил свое мнение?
Мы остановились у входа.
– Пойдем в мой кабинет, – сказал я.
Войдя в здание приюта, мы прервали разговор. Люди обычно ожидают увидеть внутри что-то вроде помойки. Нет ничего более далекого от истины. Ведь здесь могут оказаться и наши собственные дети, если попадут в беду. Это главный принцип «Дома Завета». Правда, подобный подход несколько увеличивает финансовые обязательства наших спонсоров и нравится не всем.
Мы с Крестом замолчали, потому что в «Доме» все внимание должно быть обращено на детей. Они того заслуживают – хотя бы раз в своей нелегкой жизни стать центром внимания. Стараемся относиться к каждому из них – не побоюсь этого слова – как к потерянному и вновь обретенному брату. Мы их всегда выслушиваем, никогда не торопимся. Пожимаем руку, обнимаем, похлопывая по плечу. Смотрим в глаза, когда разговариваем. Такое нельзя подделать – дети сразу поймут, они чувствуют фальшь за километр. Мы их любим, любим по-настоящему, безраздельно и без каких-либо условий. И если не получается, просто идем домой.
Я не хочу сказать, что у нас всегда все получается. Напротив, гораздо чаще не получается. Мы теряем больше, чем спасаем, а тех, кого теряем, снова засасывает улица. Но пока дети здесь, им хорошо. Пока они здесь, их любят.
В кабинете нас уже ждали. Двое. Мужчина и женщина. Увидев их, Крест остановился, как вкопанный. Он принюхался, по-собачьи раздувая ноздри, и прошептал:
– Копы.
Женщина с улыбкой шагнула вперед. Мужчина стоял сзади, небрежно подпирая стену.
– Уилл Клайн?
– Да, – ответил я.
Она театральным жестом раскрыла передо мной удостоверение. Мужчина сделал то же самое.
– Мое имя Клаудия Фишер. А это Дэррил Уилкокс. Мы специальные агенты Федерального бюро расследований.
– Федералы! – с восхищением шепнул Крест, поднимая большие пальцы обеих рук. Он посмотрел на меня с уважением – неужели я удостоился такого внимания? Вгляделся в удостоверение, затем в лицо Клаудии Фишер. – Вы зря обрезали волосы, – покачал он головой.
Женщина захлопнула корочки удостоверения и высокомерно подняла брови, посмотрев на Креста:
– А вы…
– Легко влюбляюсь, – подсказал он.
Она нахмурилась и перевела взгляд на меня:
– Мы бы хотели переговорить с вами… Наедине.
Клаудия Фишер была невысокого роста, довольно подтянутая – тип отличницы-спортсменки из старших классов школы. Такие иногда позволяют себе расслабиться, но в строгом соответствии с планом. Ее волосы и в самом деле были коротко подстрижены и зачесаны назад, по моде конца семидесятых. Но ей это шло. Крупный нос, похожий на птичий клюв, в ушах – небольшие серьги в форме колец.
Мы, естественно, не особенно приветствуем подобные визиты. Я не склонен покрывать правонарушителей, но быть орудием полиции хочу еще меньше. Наш «Дом» задуман как тихая гавань, и сотрудничество с силовыми структурами подорвало бы нашу репутацию в уличной среде. А эта репутация значит для нас все. Мы должны сохранять нейтралитет. Быть своего рода «Швейцарией для бездомных». И кроме того, мой личный опыт общения с федералами – в связи с делом Кена – едва ли мог заставить меня испытывать к ним нежные чувства.
– Я бы предпочел, чтобы мой коллега остался, – заявил я.
– Это не имеет к нему никакого отношения.
– Считайте его моим адвокатом.
Клаудия Фишер окинула Креста долгим взглядом – джинсы, волосы, татуировку. Он поправил воображаемый галстук и сурово нахмурил брови.
Я прошел к своему рабочему месту. Крест плюхнулся в кресло по соседству и забросил на стол ноги в рабочих ботинках, подняв облако пыли. Фишер и Уилкокс остались стоять.
– Итак, – я положил ладони на стол, – чем могу быть вам полезен, агент Фишер?
– Мы ищем некую Шейлу Роджерс.
Этого я совсем не ожидал.
– Вы не подскажете, где ее можно найти?
– А зачем она вам?
Клаудия Фишер снисходительно улыбнулась:
– Не могли бы вы просто сказать нам, где она?
– У нее неприятности?
– Пока, – она сделала паузу и нахмурилась, – мы просто хотим задать ей несколько вопросов.
– О чем?
– Вы отказываетесь помочь?
– Я ни от чего не отказываюсь.
– В таком случае, пожалуйста, скажите нам – где мы можем найти Шейлу Роджерс?
– Я бы хотел знать зачем.
Клаудия Фишер посмотрела на Уилкокса. Тот еле заметно кивнул. Она снова повернулась ко мне:
– Сегодня утром мы со специальным агентом Уилкоксом побывали на работе Шейлы Роджерс. На Восемнадцатой улице. Там ее не было. Тогда мы поинтересовались, где ее можно найти. Администратор сказал, что она взяла больничный. Обратившись по ее последнему адресу, мы узнали, что Шейла Роджерс выехала оттуда несколько месяцев назад. Указав при этом ваш адрес, мистер Клайн. Двадцать четвертая улица, дом 378. Мы отправились по этому адресу, но также ее не нашли.
– Классно излагаете, – вставил Крест.
Проигнорировав его, она продолжала:
– Мы не хотим неприятностей, мистер Клайн…
– Неприятностей? – Я поднял брови.
– Нам необходимо допросить Шейлу Роджерс. И немедленно. Это можно сделать без лишних сложностей. Но если вы не захотите сотрудничать, нам придется пойти другим, менее приятным путем.
Крест радостно потер руки: