– И вот мы пообедали и перешли к кофе. Гуру – по-моему, его звали Омей – поглядел на меня блестящими пронзительными глазами, знаешь, как они обычно смотрят, и сказал, что чувствует – он так и сказал: «Чувствую» – мой скептицизм и предлагает высказать все, что у меня на уме. Ну, ты меня знаешь, я сказала ему, что он – мешок с дерьмом и выкачивает из бедной Венди последние деньги. Омей не рассердился, что разозлило меня еще больше, и протянул маленький кусочек картона, размером с визитную карточку, попросив написать что-нибудь, что знаю только я: какую-то дату, чьи-то инициалы, все, что угодно. Я проверила карточку, она была пуста, но я все-таки решила использовать свою собственную. Ясновидец не возражал. Я достала визитку, Омей предложил ручку, однако я опять отказалась и взяла свою – боялась, что у него она с каким-нибудь секретом. Он снова согласился. Я написала твое имя. Просто: «Бек». Гуру взял картонку. Я следила во все глаза, не сделает ли он пальцами какой-нибудь фокус, но он просто передал ее Венди, а потом взял за руку меня. Закрыл глаза, затрясся, как в припадке, и, клянусь тебе, я почувствовала, как что-то прошило меня, какое-то непонятное ощущение. Омей открыл глаза и спросил: «Кто такой Бек?»
Шона присела на диван. Я устроился рядом.
– Я, конечно, знала, что некоторые люди обладают невероятной ловкостью рук и способны одурачить вас своими фокусами. Только я-то сидела совсем близко и пристально наблюдала за ним. И почти купилась. Представляешь, чуть не поверила, что этот Омей обладает невероятными способностями. Как ты сказал, у меня не было других объяснений. Венди с торжествующей улыбкой сидела рядом. Тогда я так и не поняла, в чем дело.
– Он разузнал о тебе, – предположил я. – О том, что мы с тобой дружим.
– Не обижайся, но как он мог догадаться, что я напишу не «Марк», не «Линда», а именно «Бек»?
Она была права.
– Так что, теперь ты веришь в такие вещи?
– Говорю же тебе: я чуть не купилась. Почти. Однако Омей оказался прав: я – скептик. Все доказывало, что он действительно был провидцем, кроме одного – я ему не верила. Потому что провидцев не бывает. Как и привидений.
Она замолчала. «Дипломатия – не твоя игра, моя дорогая Шона».
– Поэтому я провела небольшое расследование, – продолжила она. – Профессия модели хороша тем, что ты можешь позвонить кому угодно и тебе не откажут. Вот я и позвонила иллюзионисту, выступление которого пару лет назад видела на Бродвее. Он выслушал мою историю и захохотал. Когда я спросила, что же тут смешного, фокусник поинтересовался, не за обедом ли все происходило. Я удивилась: при чем тут это? Но ответила, что да, за обедом, и спросила, как он догадался. Вместо ответа иллюзионист спросил, а не кофе ли мы пили. Я опять подтвердила, что да, кофе. Гуру пил черный? И снова в точку. – Шона улыбнулась. – Не догадался?
Я помотал головой:
– Ни малейшей идеи.
– Когда Омей передавал визитку Венди, он пронес картонку над своей чашкой. Черный кофе, Бек. Отражает не хуже зеркала. Вот как он узнал, что я написала. Это был старый, бородатый трюк. Просто, правда? Проводишь карточкой над своей чашкой и видишь все, словно в зеркале. А я ему почти что поверила! Чувствуешь, к чему я клоню?
– Конечно, – сказал я. – Ты имеешь в виду, что я такой же болван, как и Венди-Пробка.
– И да и нет. Понимаешь, Бек, секрет популярности Омея в том, что люди жаждут чуда. Венди попалась на его удочку, потому что захотела, чтобы все это мумбо-юмбо существовало на самом деле.
– А я хочу верить в то, что Элизабет жива?
– Больше, чем человек, умирающий в пустыне, хочет найти оазис, – подтвердила Шона. – Хоть я и не совсем это имела в виду.
– Что же?
– Встреча с гуру научила меня тому, что, если не видишь других объяснений случившемуся, это не значит, будто их нет. Это значит только, что ты их не видишь.
Я откинулся на спинку дивана, скрестил ноги и молча смотрел на Шону, которая избегала моего взгляда. Не похоже на нее.
– Так что произошло, Шона?
Она старательно отводила глаза.
– Я ничего не понял, – сказал я.
– Мне казалось, я объяснила достаточно ясно…
– Нет, недостаточно. По телефону ты сказала, что нам надо встретиться. Наедине. Зачем? Чтобы ты сообщила мне, что моя погибшая жена по-прежнему считается погибшей? – Я потряс головой. – Я в это не верю.
Шона молчала.
– Объясни, – попросил я.
Она отвернулась и тоном, от которого у меня мурашки пошли по коже, сказала:
– Я боюсь.
– Чего?
Я слышал, как Линда звенит на кухне тарелками и стаканами и как чмокает, открываясь, холодильник.
– Все это длинное вступление, – сказала Шона, – требовалось не столько тебе, сколько мне.
– Все равно не понимаю.
– Я видела кое-что… – Голос Шоны сорвался. Она сделала глубокий вдох и попыталась снова: – Я видела кое-что, что мой рациональный мозг принять не в состоянии. Прямо как с Омеем. Я понимаю, какое-то объяснение должно существовать, но найти его не могу.
Шона нервно перебирала пуговки блузки, отряхивала несуществующие соринки. И неожиданно сказала:
– Я начинаю верить тебе, Бек. Теперь я тоже думаю, что Элизабет жива.
У меня комок подкатил к горлу.
Шона резко встала.
– Смешаю коктейль. Будешь?
– Нет.
Шона удивленно взглянула на меня.
– Уверен, что не хочешь…
– Объясни, что ты такое видела?
– Результаты вскрытия.
Я чуть не свалился с дивана. Потом с трудом выговорил:
– Как?
– Ты встречался с Ником Карлсоном из ФБР?
– Этот тип меня допрашивал.
– Он считает, что ты невиновен.
– Мне так не показалось.
– Однако сейчас он думает именно так. Когда улики указали на тебя, Карлсон решил, что слишком уж гладко все сходится.
– Это он тебе сказал?
– Да.
– И ты ему поверила?
– Я понимаю, это наивно, но, знаешь, поверила.
Я, в свою очередь, верил чутью Шоны. Если она говорит, что Карлсон – нормальный парень, то это значит, что он либо великолепный актер, либо великолепный сыщик.
– И все-таки, – сказал я, – при чем тут результаты вскрытия?
– Карлсон нашел меня. Спрашивал, почему ты сбежал. Я не сказала. Они отслеживали твои перемещения и знали, что ты хотел увидеть записи о вскрытии тела Элизабет. Карлсону стало интересно – зачем. Он позвонил коронеру и получил все документы. И показал их мне, дабы я помогла ему понять, что в них такого необычного.