Карлсон помолчал немного, чтобы придать своим словам больший вес, а потом сказал:
– Из пистолета, который вы унаследовали от вашего отца, когда-то убили Брэндона Скоупа.
Открылась дверь одной из квартир, оттуда вышла женщина с сыном-подростком. Мальчишка хныкал, опустив плечи, вся его фигура выражала упрямство и стремление добиться своего. Его мать поджала губы и высоко подняла голову, будто не желая ничего слушать. Карлсон пробормотал что-то в рацию. Пропуская семейство к лифту, мы сделали шаг назад, наши глаза встретились, и между нами проскочила искра молчаливого взаимопонимания.
– Агент Карлсон, вы верите в то, что я – убийца?
– Честно? – спросил Карлсон. – Сильно сомневаюсь.
Любопытный ответ.
– Вы, конечно, знаете, что я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я даже имею право позвонить Эстер Кримштейн и похоронить все, что вы пытаетесь сейчас сделать.
Он нахмурился, но спорить со мной не стал.
– И что дальше?
– Дайте мне два часа.
– На что?
– Два часа, – повторил я.
Карлсон задумался.
– При одном условии, – через пару секунд ответил он.
– Каком?
– Вы скажете мне, кто такая Лиза Шерман.
Вопрос меня озадачил.
– Никогда не слышал этого имени.
– Вчера вечером вы вместе с ней должны были лететь в Лондон.
Элизабет.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – отрезал я.
Звякнул сигнал прибытия лифта, двери разъехались.
Мамаша с поджатыми губами и ее надутый упрямец сын вошли в кабину и оглянулись на нас. Я махнул, чтобы они придержали дверь.
– Два часа, – снова сказал я.
Карлсон нехотя кивнул. Я заскочил в лифт.
– Вы опоздали! – с деланным французским акцентом закричал на Шону щуплый человечек-фотограф. – И выглядите как – comment dit-on? [24] – как из помойки!
– Умолкни, Фредерик, – бросила в ответ Шона, не заботясь о том, как на самом деле зовут фотографа. – Откуда ты, кстати, из Бруклина?
Тот воздел руки к потолку:
– Я не могу работать в таких условиях!
К ним уже спешила Арета Фельдман, агент Шоны.
– Не волнуйтесь так. Франк, наш гример быстренько приведет ее в порядок. Шона всегда выглядит будто чучело, когда приходит на съемку. Сейчас все будет нормально. – Понизив голос, она прошипела Шоне в ухо: – Что с тобой стряслось?
– Пусть он заткнется.
– Со мной-то не изображай примадонну.
– У меня была тяжелая ночь, ясно?
– Нет, не ясно. Иди гримируйся.
Увидев, в каком состоянии лицо Шоны, гример застонал от ужаса.
– Что за мешки у тебя под глазами? – воскликнул он. – У нас съемка или что?
– Съемка, – мрачно отозвалась Шона.
– Да, кстати, – вспомнила Арета, – это тебе.
Она протянула Шоне письмо.
Шона покосилась на конверт.
– Что это?
– Понятия не имею. Курьер принес десять минут назад. Сказал – срочно.
Шона взяла письмо и перевернула конверт. На обратной стороне знакомым почерком было написано всего одно слово – «Шоне». В животе заныло.
Уставившись на надпись, Шона попросила:
– Подождите секунду.
– Уже и так время поджимает…
– Одну секунду.
Гример и агент отступили на шаг. Шона вскрыла конверт. Оттуда выпал листок бумаги, на котором тем же почерком было написано:
«Зайди в женский туалет».
Шона встала со стула, стараясь дышать как можно ровнее.
– Что случилось? – спросила Арета.
– Мне надо отлить, – ответила Шона, сама удивившись тому, как спокойно звучит ее голос. – Где здесь туалет?
– Вниз по коридору налево.
– Скоро вернусь.
Спустя две минуты Шона толкнула дверь душевой. Она была заперта. Шона постучала, прошептав:
– Это я.
И подождала.
Через несколько секунд она услышала скрежет отпираемой задвижки. Затем – тишина. Шона глубоко вздохнула и вновь надавила на дверь, та подалась. Она вошла и застыла. Перед ней, у ближайшей душевой кабинки, стояло привидение.
Шона с трудом подавила крик.
Ее не обманули ни темноволосый парик, ни очки в проволочной оправе, ни постройневшая фигура.
– Элизабет…
– Запри дверь, Шона.
Без единой мысли в голове Шона повиновалась. Повернувшись, она сделала шаг к старой подруге. Элизабет отпрянула.
– У нас нет времени.
Наверное, первый раз в жизни Шона потеряла дар речи.
– Ты должна убедить Бека, что я погибла, – сказала Элизабет.
– Поздновато.
Взгляд Элизабет обежал помещение, будто отыскивая пути к отступлению.
– Я зря вернулась. Глупая, дурацкая ошибка. Я не могу остаться. Ты должна сказать ему…
– Мы видели результаты вскрытия, Элизабет, – перебила Шона. – И уже не загоним джинна обратно в бутылку.
Элизабет закрыла глаза.
– Что, черт возьми, случилось? – спросила Шона.
– Нельзя мне было приезжать.
– Это я уже слышала.
Элизабет закусила нижнюю губу.
– Мне необходимо снова уехать.
– Ты не имеешь права.
– Что?!
– Ты не имеешь права исчезнуть еще раз.
– Если я останусь, Бек погибнет.
– Он уже погиб, – сказала Шона.
– Ты ничего не знаешь.
– И знать не хочу. Если ты снова бросишь Бека, он не выживет. Я восемь лет ждала, что он примирится наконец с твоей смертью. Обычно так случается, ты знаешь. Раны заживают, жизнь продолжается. Только не для Бека.
Шона снова сделала шаг к Элизабет.
– Я не дам тебе еще раз сбежать.
Две пары глаз наполнились слезами.
– Неважно, почему ты пропала тогда, – сказала Шона, подвигаясь еще ближе. – Важно, что сейчас ты вернулась.
– Я не могу остаться, – слабым голосом повторила Элизабет.
– Ты должна.
– Даже если это убьет Бека?
– Да, – твердо, не колеблясь, ответила Шона. – Даже если так. И ты знаешь, что я права. Поэтому ты здесь. Знаешь, что не можешь бросить его снова. И знаешь, что я тебе этого не позволю.