— Вот то же самое говорил я себе двадцать лет назад, — заметил портье и пригладил пальцем бровь. — И с тех пор так тут и застрял. Я прожил здесь лет семь, и в какой-то момент мистеру Олифанту понадобился кто-нибудь, чтобы сидеть за стойкой, а он как раз проявил невероятное великодушие, когда я задолжал ему за номер за три или четыре месяца. Так вот я и сел и продолжаю сидеть, если время позволяет. Видите ли, я актер.
Он уже упоминал о пробах, так что последнее заявление не удивило меня. Заодно оно объясняло периодически всплывающий английский акцент.
— Меня зовут Карл Пилсбери, — решил представиться он. — Вы могли видеть меня на сцене.
— То-то я думаю — мне знакомо ваше лицо.
Он назвал несколько пьес, в которых играл, — все за пределами Бродвея, затем сказал, что я вряд ли мог их посмотреть, поскольку меня не было в городе.
— Но вы могли видеть меня по телевизору, — предположил он. — Пару лет назад я сыграл служащего авиакомпании в рекламе экседрина. И у меня было несколько небольших ролей в сериале «Закон и порядок». Знаете, как говорится, «не бывает маленьких ролей, бывают маленькие гонорары».
— Смешно, — сказал я.
— Вы находите? Это я сам придумал, и мне нравится, но, кажется, не все смысл улавливают. С этим можно было выходить на сцену. У меня был свой номер, с которым я пытался выступать в комедийных клубах, и материал был хороший, но мне, признаться, часто казалось, что получалось как-то плоско. Наверное, я не особенно смешон. Смешон по-своему, но не так, чтобы все животики надорвали.
Смешон по-своему — это точно. Я поддерживал разговор, время от времени вставляя несколько слов, большего от меня и не требовалось, все остальное он взял на себя. Он многое рассказал о себе — достаточно, чтобы развеять всяческие сомнения, если у меня таковые и были, что он действительно работал актером, но заодно поведал кое-что и об отеле, о том, как здесь живется и работается — словно в большой любящей семье, хотя и не совсем нормальной, учитывая наличие чокнутых тетушек и эксцентричных дядюшек.
Он заставил меня задуматься, не стать ли мне тоже постоянным клиентом отеля, продлив мои три дня на несколько десятилетий. Может, я тоже приду к тому, чтобы при случае сесть за столик регистратора и рассказывать постояльцам, что рассматриваю это лишь как временное пристанище в ожидании часа, когда мне привалит настоящая работа — ограбление со взломом.
К моменту нашего расставания я знал об отеле «Паддингтон» даже больше необходимого, а о Карле Пилсбери — куда больше, чем нужно. Он пожелал мне спокойной ночи, а я пожелал ему, чтобы смена пришла вовремя, после чего взял свой ключ и направился к лифту.
Как я заметил, в ящике под номером 602 лилового конверта больше не было.
Номер я нашел таким же, каким оставил, с медвежонком на каминной полке. Я кивнул ему, не будучи готов вступить в беседу с этим созданием, но и не имея сил полностью его игнорировать.
Итак, что мне было известно об Антее Ландау? Ну, я знал, что она — литературный агент. Она занималась этим уже полвека и все это время снимала апартаменты в «Паддингтоне», где читала рукописи, вела свои дела по почте и по телефону и встречалась со странным клиентом. В последние годы она жила затворницей и очень редко выходила на люди. А благодаря моему небольшому трюку с конвертом я также знал номер ее апартаментов. Если она мне нужна — мне нужен номер 602.
Но лично она мне не нужна. Мне нужен ее номер, и мне нужно, чтобы он был пуст.
Некоторые воры-домушники не имеют ничего против присутствия хозяев в доме, который они намерены посетить. Один мой знакомый никогда не шел на дело, не убедившись, что хозяева дома и спят крепким сном. Таким образом, объяснял он, можно не беспокоиться о том, что они внезапно нагрянут и застукают тебя на месте преступления. Мы оба в этот момент находились на государственном попечении, так что его совет следовало воспринимать соответственно. (Он был вполне приятным парнем, разве что не слишком разговорчивым, но публика, с которой встречаешься в тюрьме, в основном весьма придурковатая и подлая, так что я был рад расстаться и с ним, и с самим учреждением. Когда меня выпускали условно-досрочно, то предупредили о нежелательности контактов с известными криминальными элементами, хотя мне лично можно было бы об этом и не говорить.)
Я лично предпочитаю наносить визиты, когда дома никого нет. Допускаю, вы скажете, что я нелюдим по натуре. Бывали случаи, когда я по ошибке или по необходимости попадал в дома, хозяева которых спали сладким сном, но, признаться, терпеть не могу ходить на цыпочках. Я никогда не произвожу много шума и всегда стараюсь оставить помещение в том же порядке, в каком и нашел его, но, пока я там, мне нравится чувствовать себя как дома. А можете ли вы себя так почувствовать, если кто-нибудь спит в соседней комнате?
Но, возможно, у меня не будет выбора. Насколько я знаю, Антея Ландау почти не выходит. В конце концов, именно ее репутация домоседки вынудила меня выложить шесть сотен баксов за ключ от комнаты. Если бы я обнаружил, что она куда-то выходит в течение дня, я предпочел бы рискнуть посоревноваться со службой охраны отеля. Поздним утром или в середине дня проскользнуть мимо портье труда не составляет. Существует множество военных хитростей, применяемых экспромтом и предназначенных для того, чтобы прикинуться невидимкой или, наоборот, сделать вид, что ты имеешь полное право находиться здесь. Я мог бы представиться курьером, которому назначена встреча с клиентом, или просто войти с официальным видом, держа в руках солидную папку для бумаг.
Единственное, чего нельзя делать, — это таиться. Крадешься — и весь мир крадется за тобой, и очень скоро длинная рука закона протягивается и хватает тебя за шиворот. Но если ты выглядишь так, словно делаешь именно то, что тебе и положено делать, — о-о, тут тебе с удовольствием выдадут ключи от парадной двери и шифр от сейфа.
Меня научил всему этому мой дядюшка Гай. Человек безукоризненной репутации, Гай как-то возвращался домой из деловой поездки и вдруг обратил внимание на большую светящуюся рекламу авиакомпании, которая висела над стойкой регистрации билетов. (Это была компания «Брэниф», так что, сами понимаете, это произошло не неделю назад. Я тогда еще учился в школе. Кто в то время был президентом — говорить не буду.)
Его сын, мой кузен Шелдон, собирал вывески и украшал ими свою комнату. Помню одну — компании «Плантаторы Арахисы», со старым Мистером Арахисом, подпирающим стену с улыбкой, достойной пера Стивена Кинга. (В Западной Африке, полагаю, его звали бы Мистер Земляной Орех.) А на той вывеске был изображен самолет и пальма, она рекламировала рейсы «Брэнифа» на Карибы, и дядя Гай решил, что она будет здорово смотреться в комнате Шелли.
Итак, он зашел за угол, к месту регистрации своего рейса, поставил на пол чемодан, снял пиджак и закатал рукава рубашки. Потом вернулся к стойке «Брэнифа», держа в руке блокнот. Там стояла очередь, но он прошел к самому ее началу, где молодая женщина проверяла билеты и выдавала посадочные талоны.