— Но, по крайней мере, ему поставили памятник в парке.
— Конклингу тоже, — заметил я. — В том же парке, только в другом конце. Стоят в Мэдисон-сквер друг напротив друга. И мне кажется, оба выглядят разочарованными.
— Грустная история, — подытожила Кэролайн. — Вот что происходит, когда человек хочет сделать как лучше. Максин, — помахала она рукой, — Берни только что рассказал мне очень грустную историю. Принеси, пожалуй, бедняге еще одну двойную.
Она придвинула к себе мою порцию, а я заказал еще перье, чтобы поддержать компанию. Мы подняли бокалы за Честера Алана Артура, и я подумал: интересно, сколько времени прошло с тех пор, как последний раз поднимали тост за этого человека. Наверное, очень много. Возможно — вечность.
— Так-то лучше, — проговорила Кэролайн, опуская пустой бокал. — Должна признаться, я запросто могу ограничить себя бокалом той жидкости для полоскания рта, если ты будешь сидеть напротив. Вечером мы встречаемся с Эрикой, и она, вероятно, ничего не скажет, но, если даже и скажет, я могу совершенно честно ответить, что, общаясь с Берни, я выпила один кампари.
— Полагаю, кое-кто может назвать это обманом через умолчание.
— Вполне возможно, Берн, но мне на них наплевать. — Она пристально посмотрела мне в глаза. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты бы с удовольствием заказал еще бокал на дорожку, но я тебе этого не позволю. Я хочу продемонстрировать некоторую сдержанность, даже если тебе это не нравится.
— Если бы не ты, я бы, наверное, давно валялся в канаве.
— Вместо того чтобы совершать уголовные преступления. — Она подняла руку, показывая, чтобы принесли чек, потом отмахнулась от меня, когда я потянулся за бумажником. — Оставь. Ты не потреблял ничего, кроме Н20 и СО, Самое меньшее, что я могу сделать, — расплатиться по счету.
— Если я правильно понимаю, — откликнулся я, — это можно назвать деловыми расходами. Небольшая плата за ясную голову перед трудовой ночью.
— Считаешь, сегодня ночью — пора, Берни?
— Чем раньше, тем лучше.
— Скоро — не споро, — глубокомысленно заметила она. — И лучше семь раз отмерить, прежде чем резать. С другой стороны, — тут на лбу ее появилась морщинка, — лучше ковать железо, пока горячо, и промедление смерти подобно.
— Полезное замечание, — ответил я.
— Надеюсь, — кивнула она, — потому что меня все это страшно нервирует. Может, не стоило тебе пить последнюю рюмку. Она мне прямо в голову ударила.
— В следующий раз постараюсь быть сдержаннее.
— Ладно, это мои проблемы. Ты ведь довольно много уже вложил в это дело, да?
— Без малого шесть сотен.
— Только за вход в отель.
— За вход и за выход, когда пожелаю, — уточнил я. — Как совершенно законный постоялец, каковым я и являюсь. Единственный надежный способ миновать службу охраны отеля. Снимаешь номер, оплачиваешь его — и все здание в твоем распоряжении. Разумеется, это не дает права вламываться в номера к другим постояльцам, но каким образом тебя могут остановить?
— Ты просто сияешь, когда говоришь об этом. Ты бы себя видел!
— Ну, это возбуждает. Отель для вора — это как кафетерий или шведский стол. Только вместо того, чтобы выложить на виду, там норовят упрятать все по комнатам под замок. И никогда не знаешь, на что можешь наткнуться. — Я улыбнулся, вспомнив одну историю. — Знаешь, однажды я остановился в отеле «Астор», это было в самом начале моей карьеры и на закате жизни отеля, но наша краткая встреча оказалась незабываемой.
— Прямо как про любовь.
— Я получил ключ, — продолжал я, — и мне понадобилось около двух часов, чтобы подточить и отполировать его, но в итоге получилась универсальная отмычка ко всем дверям отеля. Я довольно быстро умею вскрывать замки, но с ключом получается еще быстрее. В ту ночь я посетил полсотни номеров. В основном выходил пустым, но тем не менее до сих пор считаю это весьма выгодной ночной работой.
— Тебе же не придется вскрывать пятьдесят дверей в «Паддингтоне», Берни?
— Одной будет вполне достаточно.
— И ты действительно уверен, что найдешь там, что нужно?
— Не знаю.
— Если найдешь, шестьсот долларов — неплохое вложение капитала. Если нет — куча денег коту под хвост.
— Пятьдесят баксов я получу назад, — напомнил я. — Когда верну медведя. Плюс еще залог за телефон, звонить я не собираюсь, так что и эти вернутся.
— Берн, ты и правда рассчитываешь получить обратно залог за медведя?
— Нет, если мне придется спешить. В ином случае — безусловно, они отдадут мне деньги, если верну старину Падди в хорошем состоянии.
— Я не это имела в виду.
— Не это?
— Не совсем. Я имела в виду — сможешь ли ты с ним расстаться? У меня самой в детстве был такой мишка, и я никогда не рассталась бы с ним ни за полсотни, ни за пять сотен. Он был моим маленьким другом.
— У меня тоже хороший медведь, — заметил я, — но трагедии расставания я как-то не предполагаю. У нас не было достаточно времени, чтобы сблизиться, и если все пройдет хорошо, меня не будет там раньше, чем мы успеем друг к другу глубоко привязаться.
— Как знать.
— Ты сомневаешься?
— Мне хватило десяти секунд, чтобы влюбиться в своего паддингтонского мишку, Берн. Конечно, я тогда была моложе. Теперь я так быстро не привязываюсь.
— Ты стала старше.
— Правильно.
— Опытнее. Более зрелой.
— Разумеется.
— Сколько тебе потребовалось, чтобы втюриться в Эрику?
— Около десяти секунд, — честно призналась она. — Но это другое. Мне достаточно было только посмотреть на нее. Она красавица. Правда, Берни?
— Она очень симпатичная.
— Ты бы и сам мог за ней приударить, верно?
— Нет, — ответил я. — По вполне понятным причинам. Но если рассмотреть этот вопрос гипотетически — почему бы и нет? Она привлекательная женщина.
— Красота — лишь внешность, — глубокомысленно заметила Кэролайн. — Но по-моему, если ты не рентгенолог, этого достаточно. Берн, ты все время меня разглядываешь. Весь вечер украдкой бросаешь на меня взгляды — и вот опять.
— Извини.
— Может, тебе еще выпить? Хотя не уверена, что это хорошая мысль.
— Я тоже. Кэролайн, у тебя изменилась внешность. Вот почему я тебя разглядываю.
— Думаю, дело в прическе.
— Мне тоже поначалу так показалось, но есть что-то еще. В чем дело?
— Тебе померещилось, Берн.
— Губная помада, — сказал я. — Кэролайн, ты стала пользоваться помадой!
— Не так громко! Что с тобой, Берн?