В субботу утром Четвертого июля Лайза позвонила Креймерам. Она надеялась поговорить с Кэти и как бы вскользь упомянуть о болезни матери, чтобы подкрепить свою ложь. Если одно и то же произнести несколько раз, это становится больше похоже на правду. Миссис Креймер, снявшая трубку, ответила, что Кэти не может подойти к телефону. Она говорила ледяным тоном, и Лайза поняла, что Кэти рассказала ей об их недавнем разговоре.
— Передайте ей, пожалуйста, что я звонила.
— Конечно.
Лайза была уверена, что Кэти не узнает о том, что, вместо того чтобы ухаживать дома за «больной» матерью, она будет сидеть с ребенком Виолетты. Тай умолял ее позволить ему прийти к Салливанам и побыть с ней, и она, конечно, согласилась. Сразу после обеда она отправилась к Виолетте. Фоли не было дома, и Лайза надеялась на то, что они с Виолеттой смогут поговорить по душам. К сожалению, Дейзи играла в спальне со своими бумажными куклами, и разговор на «эту» тему был совершенно неуместен. Лайза совсем немного побыла там и вернулась домой. Она села на крыльце в старое алюминиевое кресло, надеясь, что Кэти, проходя мимо, обязательно ее увидит.
В 18.15 она вернулась к Салливанам, чтобы искупать Дейзи, пока Виолетта с лающим щенком будут собираться на вечеринку. Она вытерла малышку полотенцем и надела на нее пижаму. Они сидели за кухонным столом и ели ванильное мороженое до 20.15. Дейзи легко можно было обмануть, и Лайза сказала ей, что уже девять часов, и уложила ее спать. Она дала ей таблетку, которую оставила Виолетта, и проследила, чтобы девочка проглотила ее, запив полстаканом молока. Через двадцать минут она уже лежала в постели полусонная.
Лайза вышла через черный ход и села в один из шезлонгов, стоявших на небольшой лужайке. Деревянный забор был не выше шести футов, но разросшаяся над ним густая жимолость загораживала вид на улицу. Было жарко, и ее майка прилипла к спине. Она вернулась в дом и села в гостиной, выключив верхний свет и повернув настольный вентилятор к себе.
В девять часов она услышала, как в дверь скребется Тай. Он стоял на улице, устремив на нее голодный и нетерпеливый, как у лисицы, взгляд. Она открыла ему и поцеловала, пропуская вперед. От его объятий у нее закружилась голова, но она решила держать себя в руках.
— Тай, я не хочу здесь обниматься с тобой. Что, если проснется Дейзи или вернется Салливан?
— Перестань. Фоли в парке, и я видел, как Виолетта промчалась по дороге в своей модной машине. Они еще не скоро вернутся.
— Все равно. Я не хочу.
— Тогда давай пойдем в мою машину. Она припаркована на аллее позади дома. Я взял одеяла, так что мы сможем лежать в кузове и смотреть на звезды.
— Ты с ума сошел? Я не могу оставить Дейзи одну.
— Я же не сказал, что мы куда-нибудь поедем. Просто там мы сможем поговорить, не мешая ей спать.
— Это нехорошо. Я должна сидеть дома.
— Это Виолетта так сказала?
— Нет, но она мне платит именно за это.
— Полчаса. Час. Никто не узнает.
Он уговаривал и убеждал ее, что это такая ерунда, что и напрягаться из-за этого не стоит. Наконец она сдалась и последовала за ним через двор к его грузовичку. Конечно, сразу же, как только они легли в кузове, он начал к ней приставать. Ночь была теплой, но Лайза почувствовала, что дрожит. Ее пальцы были холодными как лед, и она сунула руки под мышки. Тай был очень внимательным. Он достал два бумажных стаканчика и еще одну бутылку «Коулд дак». Лайза выпила больше обычного, надеясь успокоить нервы. Пока они разговаривали, в Сайлесе начался фейерверк. Они услышали залпы салюта, а потом с неба дождем посыпались зеленые, красные и синие брызги. В течение получаса они смотрели как завороженные. Это было похоже на фильм, который видела Лайза, где мужчина и женщина целовались и целовались, а шторы на окне были открыты и небо было ярко освещено.
Совсем скоро она потеряла представление о времени и уже не думала о том, что пора вернуться в дом. Она чувствовала себя почти счастливой. Тай обнял ее и пробормотал ей в шею:
— Ну как ты, Лайза? Ты не замерзла? — Он засунул руку ей под майку.
— О, не надо.
— Я ничего и не делаю. — Он расстегнул ее шорты и провел рукой вниз по ее животу.
— Наверное, нам надо перестать.
— Что перестать?
— Мы не можем продолжать.
— Тебе не нравится?
— Нравится, но я не хочу заходить слишком далеко. О'кей?
— Просто дай мне один разок потрогать тебя, — сказал он и просунул палец между ее ног.
Она схватила его за руку.
— Подожди. Я не могу. Мне нужно пойти в дом. Что, если они вернутся?
— Они не вернутся. Они никогда не возвращаются до закрытия «Луны». Ты сама это знаешь. Они там пьют и веселятся, а мы здесь, рядом с домом. Виолетта бы не возражала. Я ей нравлюсь.
— Я знаю, но мы должны быть осторожны.
— Я буду осторожен. Вот выпей еще глоточек вина. Я просто с ума от тебя схожу, Лайза. Разве ты меня совсем не любишь? Я знаю, что любишь. — Он взял у нее пустой стаканчик и опять стал шептать, зарывшись лицом в ее волосы, целуя ее шею и грудь, пока все ее тело не запылало, как будто охваченное пламенем. — Будь нежной. Пожалуйста, будь со мной нежной только один разок.
Лайза понимала, что они зашли слишком далеко, но чувствовала себя заторможенной, пассивной и совсем не могла контролировать Тая. Он продолжал говорить ей, что обожает ее, что страстно желает ее, ведь он так любит ее. Оказалось, что он уже снял с нее шорты.
— Позволь мне вставить его, — прошептал он. — Только вставить. Пожалуйста.
Сначала она сказала «нет», но он был так возбужден и так настойчив, что она сдалась.
— Обещай, что сделаешь это только один раз.
— Конечно. Клянусь. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты знаешь, что я тебя люблю. Мой ангел, я так тебя хочу, что это сводит меня с ума.
Лайза чувствовала одновременно и свою власть, и страх, но Тай был таким красивым и смелым. Никто еще не говорил ей таких слов. Он был нежным и страстным. Девушка закрыла глаза и услышала шорох сбрасываемой одежды. Она вскрикнула, почувствовав на себе его обнаженное тело. Оно было гладким и мускулистым. Его кожа была горячей и пахла мылом. В руках у Тая появился тюбик с вазелином. Тай все сильнее прижимался к ней, и клал ее руку на свою плоть, и делал судорожные движения, и уговаривал ее раздвинуть ноги… и она сдалась. Она знала, что поступает плохо, но он уже был внутри и продолжал бешеную скачку, как будто не слыша ее слабых протестов. А затем он издал стон, как будто поднял что-то тяжелое. Юноша стонал, задыхаясь, а затем расслабленно припал к ней.
— О, Лайза! О Боже, это было потрясающе! Это было так прекрасно!
Все продолжалось не больше минуты. Она сдвинула ноги, и он скатился с нее, оставив ее липкой и мокрой.